Виктор Пелевин - Искусство легких касаний

— У них там с быками что-то делали, — отвечает Альбина Марковна. — Внешне было как на обычной мясобойне. Привозили скот, а потом пускали на мясо. Но еще какие-то исследования проводили, много народу работало. Мы думали, искусственное мясо вывести хотят. А к концу шестидесятых все поменялось.

— Как?

— Хрущев велел на кукурузу перейти.

— Как на кукурузу? Это же был НИИ мясоведения.

Альбина Марковна машет рукой.

— Ой, в те годы такие мелочи никого не удивляли. Крупный рогатый скот к тому времени вырезали по всей стране. Мясоведы и эти бывшие гулаговские масоны постоянно в столовой ругались. Масоны говорили, что без животной силы никуда и вся работа рухнет. А были еще другие, которых называли лысенковцами…

— Лысенковцами?

— Угу. Они в вышиванках ходили. Они к этому времени масонов оттерли со всех постов и вместо них, значит, сами сели. Эти лысенковцы за кукурузу агитировали. За зеленое, так сказать, мясо. Говорили, что жизнь во всем одна и это есть форма существования белковых тел. Просто белок может быть растительный или животный. То Суслова процитируют, то Энгельса. По тем временам с такими цитатами спорить было опасно.

— Можете точно вспомнить, что обсуждали?

— Да именно это и обсуждали. Возьмут подносы с обедом, поставят на стол, и давай ругаться. Один орет: «Я же говорю, мы эту кукурузу можем тоннами жечь. Но верить нам люди не будут». А ему в ответ: «Партия сказала, значит будут. Отечественную вытянули на картошке, а холодную вытянем на кукурузе…»

— Скажите, — совсем тихо спрашивает Голгофский, — а вот этот перелом с передовицами, это недоверие, про которое вы говорили — оно тогда же началось?

— Да, именно тогда, — кивает Альбина Марковна. — В передовицах, кстати, тоже про кукурузу все время было — но я даже початка ни разу себе не вообразила, когда читала. Просто мертвые слова…

— А дальше? Вы ведь и дальше работали?

Альбина Марковна грустно кивает.

— При Брежневе эти мясоведы вообще на свеклу перешли, — вздыхает она. — Говорили, если водку можно гнать, то и наобрезки тоже…

— Наобрезки?

— Да, — отвечает Альбина Марковна, — они все время про какие-то наобрезки спорили. Я думала, это мясные обрезки, типа там от грудинки. Производственный жаргон. А они теперь пытаются эти наобрезки из кукурузы со свеклой делать…

Голгофского осеняет.

— Может быть, ноофрески?

— Да, может быть. Я ведь этого слова на бумаге никогда не видела. Слышала только.

— А как работалось при Брежневе?

— Ой, плохо. Стыдно вспоминать. Передовицы к тому времени окончательно в дерьмо превратились… Какой там внутренний свет — даже понять трудно было, о чем пишут. Но я плохие оценки ставить уже боялась, потому что другое время было на дворе. Ставила обычно «восемь» или «девять», а мне в обмен зарплату и паек. Все всё понимали, вопросов не было.

— А при Горбачеве?

— При Горбачеве, кстати, на ферме опять быков завели. Уже на коммерческой основе. И передовицы опять интересно читать стало. Снова вера появилась, свежесть какая-то в воздухе… Правда, ненадолго. Я одно с другим никогда не соотносила, но действительно занятно…

«Ноофреска, — записывает вечером Голгофский в своем дневнике. — Так на родине академика Вернадского называли химеру».

Здесь Голгофский берет паузу в своем расследовании, чтобы обобщить уже собранную информацию и сделать некоторые выводы.

Главная мысль Голгофского следующая: химеры, по сути, и были главным инструментом, которым направлялось развитие человечества. С конца Средневековья этим занимались тайные оккультные ордена — а затем, где-то на рубеже девятнадцатого и двадцатого веков, а может быть и раньше, они слились со структурами, которые позднее стали называть «спецслужбами».

Первое массовое боевое применение химер произошло в начале двадцатого века — и оказалось чудовищно эффективным. Сейчас никто уже не в силах понять, из-за чего на самом деле случилась Первая мировая война: с нашей сегодняшней точки зрения, рвануло практически на ровном месте. Но нам кажется так потому, что тогдашних химер наш умственный взор уже не различает — они давно испарились. Видны только длинные ряды могильных камней.

После великой войны — омерзительный пожар русской революции и гражданской бойни. С этими двумя событиями автору все более-менее ясно:

«Кто не верит в победу сознательных смелых рабочих… Ja-ja, Herr Ludendorff. No shit, captain Pinelack».

Подобные примитивные суждения К. П. Голгофского мы даже не комментируем.