Виктор Пелевин - Искусство легких касаний

— В чем заключалась ваша работа? — спрашивает Голгофский.

— Я была комсомолка, — отвечает Альбина Марковна. — Честная, прямодушная. Всей душой стремилась в коммунизм. И начальство это знало. На мне обкатывали передовицы перед тем, как пустить их в печать.

— В каком смысле обкатывали?

— Ну, в самом прямом. Я сидела за столом в обитой пробкой комнате. Передо мной стоял поднос со сладким чаем и печеньем, чтобы лучше работала голова. Мне давали наклеенную на бланк передовицу — их слали по телеграфу из Москвы. Я ее читала и потом выставляла градус веры по десятибалльной шкале.

— Что такое «градус веры»?

— Это был наш внутренний служебный язык. Мне надо было прочитать статью и как бы согласиться с ней сердцем… Или не согласиться. Это не наказывалось, наоборот, от меня требовалась полная искренность…

Альбина Марковна наклоняет седую голову, вспоминая — и грустно улыбается.

— Начальство говорило так: вдохни воздух времени, ощути гул эпохи и спроси себя — слышишь ли ты в нем ту же ноту, которой звенит передовица? Вглядись в свое сердце, Аля. Если оно согласно с каждой строчкой, если пламенеет тем же огнем, который ты чувствуешь в словах, тогда ты ставишь десять. А если ты видишь, что перед тобой вымученная и фальшивая ложь от первой буквы до последней, ты ставишь ноль. Ну а если что-то посередине, тогда ты выбираешь цифры от одного до девяти.

— Вы работали одна?

— Нет, — говорит Альбина Марковна, — нас было шесть. Трое юношей и три девушки, все комсомольцы-отличники. У каждого своя комнатка. Звукоизоляция была как на радио, чтобы не обсуждали материал между собой — это могло повлиять на оценку. Вон, видите те шесть окошек в верхнем этаже? Пол уже рухнул, жалко. А то зашли бы посмотреть. Комнатки совсем маленькие были, ничего особенного.

— И как работалось? Часто вы ставили, к примеру, ноль? Или десять?

Альбина Марковна задумывается.

— Все менялось вместе со страной, — говорит она. — Вместе с жизнью. Как Гагарин полетел и где-то до середины шестидесятых я одни десятки ставила. А потом какой-то перелом случился. Может, повзрослела. Сижу, гляжу в написанное — и вроде бы в передовице все правильно, все разумно, но за словами этими ничего нет. Просто значки на бумаге. Пустые и плоские. Горизонта нет.

— А раньше был?

— О да, конечно. Когда я была молодая девочка-комсомолка, все было иначе. Прочитаешь передовую — и прямо видишь зарю коммунизма, летящие ввысь ракеты, буровые вышки, целину, подлодки, что там еще. Будто бы через эти газетные слова время с тобой говорит. Прямо полярное сияние перед глазами… Был у нас тогда духовный космос, был…

Голгофский чувствует волнение — он понимает, что ходит по самому краю тайны.

— А этот животноводческий комплекс, — говорит он вкрадчиво, — вы случайно не знаете, что там происходило?

— Знаю, — отвечает Альбина Марковна. — Случайно знаю. Сначала он назывался «Опытной фермой номер один», а потом его переименовали в «НИИ мясоведения». После этого у нас на одной территории было два НИИ — мясоведения и специнформации, оба режимные. У нас даже общая столовая была. За мной один техник оттуда ухаживал — мы с ним обедать часто вместе садились, и он мне про свое производство рассказывал. Это еще до Изюмина. Да я и сама кое-что видела.

— Что за люди там работали?

— Ой, довольно малосимпатичные. Такие, знаете… Вот прямо на Берию похожие. Пиджаки с широкими лацканами, пенсне. Неприятный народ. То ли ученые, то ли МГБ, то ли еще кто-то. Кроме них были старые специалисты — человек десять или пятнадцать. Это бывшие доходяги из ГУЛАГа. Все синие от наколок, только наколки не воровские, а с каким-то вывертом. Еврейские буквы, орлы, пирамиды, глаза… Странный контингент.

Голгофский холодеет.

— А откуда они взялись?

— Да я не знаю точно. Правда… Я про них историю одну слышала, не знаю, врали или нет. Что вроде бы они были бывшие масоны. Вот самые настоящие масоны. Они под очередную амнистию бежали из какого-то северного лагеря, аж на Новой Земле, а в море их погранкатер перехватил. По амнистии им как раз положено было на свободу, но за побег вышел новый срок. В общем, перекинули их в НИИ, потому что у них знаний было много. Как раз по профилю. Жили в отдельном бараке… Потом им даже хрущовочку маленькую построили — с циркулем на стене. Такой был циркуль из цветной плитки, веселый — на солнце, помню, горел.

Голгофский недоверчиво качает головой.

— А чем этот животноводческий НИИ занимался?