Виктор Пелевин - Искусство легких касаний

Поднявшись по лестнице, они вышли на солнечную палубу.

Над гладью моря висели высокие витые облака. Половину горизонта закрывал зеленый тропический берег — он был далеко, но можно было различить парящие над ним точки птиц. Еще дальше синели силуэты гор.

Недалеко от яхты Федора Семеновича сверкал белыми плоскостями другой корабль — огромный и длинный, похожий на ковчег Завета: не того, конечно, о котором рассказывают лохам в церкви, а настоящего, секретного, про который серьезные люди говорят только шепотом, и только с другими серьезными людьми.

— Какая у тебя лодка красивая, Ринат, — выдохнул Федор Семенович. — Понимаю, что глупо, а все равно — как вижу, завидую.

Ринат Мусаевич засмеялся.

— Ничего, — сказал он. — Не все сразу. Ты вот тоже за семь лет неплохо раскрутился. Даже у меня такого прикола нет.

— Это ты про что?

— Про бутылки, куда ссать надо. Сильный ход.

— Вынужденная мера.

— Все равно прикол. Надо будет ввести. Типа дальняк на день закрывать. Но не больше.

— Это да… Ринат, я так рад тебя в гостях видеть… Раз уж мы про бутылки заговорили — у меня тут как раз пузырек Шато д’Икем есть, тысяча восемьсот сорок седьмого года. На аукционе купил. Давай, может, выдоим?

Ринат Мусаевич кивнул.

— Не откажусь. Но не сейчас. Прибереги до завтра или послезавтра. Кстати, ты всегда перед арестантами так выступаешь? Всю технологию им рассказываешь?

Глаза Федора Семеновича заблестели.

— Я, Ринат, не их развлекал, а тебя. Думаю, неужели не заржет ни разу? Нет. Ты железный реально, как Феликс.

Ринат Мусаевич погладил себя по животу.

— А то. Если бы меня, Федя, на смех пробивало, когда не надо, я бы по этому морю не плыл. В России главное, что надо уметь — это сделать морду кирпичом и молчать. Вот Борька с Мишей этого не понимали до конца, потому и попали. А ты-то понимаешь?

Федор Семенович поднял руки, и на его лице проступило виноватое выражение.

— Понимаю, Ринат. Только мы же сейчас не в России. Мы в моем столыпине. Зачем его делать было, если и в нем молчать надо?

— Вот ты самого главного еще не просек, — вздохнул Ринат Мусаевич. — В том-то и дело. Если ты у себя в личном столыпине промолчишь, так и в России у тебя все нормально будет. Потому что Россия, Федя, это столыпин. А столыпин — это Россия. И то, что у тебя есть тайный выход на палубу, ничего не меняет. Понял?

— Понял, Ринат, понял. Но тогда другой вопрос возникает. Где мы на самом деле-то?

— В каком смысле?

— Ну, мы чего, на яхте плывем и в столыпина иногда заныриваем? Или мы на самом деле в столыпине едем и на палубу иногда вылазим?

— Да ладно, — засмеялся Ринат Мусаевич. — Не грузись. Но я тебе серьезно говорю, я, например, даже в столыпине разговариваю осторожно. Слушаю, что люди гонят, и на ус мотаю. Потому и живу в покое и радости. Так что галочку себе поставь, советую.

— Уже поставил, — сказал Федор Семенович. — Ты точно выпить не хочешь?

Ринат Мусаевич отрицательно покачал головой.

— Мне трансиков новых подвезли. Пойду проверять. Я только трезвый могу, годы уже такие. Хочешь со мной?

— Ой, спасибо, Ринат… Они красивые, да, но кадык мне не нравится. И елдак тоже как-то мешает — ну что это такое, какой-то спринг-ролл все время в ладонь тычется. Я понимаю, конечно, это как фуа-гра или испанская колбаса с плесенью. Надо вкус развить. Но я уж лучше по старинке…

И Федор Семенович кивнул в сторону бассейна, где плескалось несколько длинноногих русалок.

— Меня даже за них супружница знаешь как пилит…

— Ладно, — сказал Ринат, — пойду.

Они молча дошли до лестницы, спустились к корме и подошли к пришвартованному к яхте катеру.

— Так в целом понравилось? — спросил еще раз Федор Семенович.

— Есть что-то, да. Удачно в мелкий габарит вписали. Но у тебя погружения нормального нет, Федя, если честно. За сутки драматургия отношений не успевает сложиться. Если целый вагон с дальняком сделать, трое суток можно ехать. Сначала тебя из клетки в клетку по безопасности переводят. Потом из других клеток малявы на тебя поступать начинают. Совсем другие ощущения…

— Ну да, — кивнул Федор Семенович.

— Ссать в бутылку, конечно, интересно. И сутки не срать — тоже. Но если один раз попробовал, дальше ничего принципиально нового не будет. А самый ништяк, Федя, это когда конвой тебя на дальняк ведет личинку откладывать, а вагон длинный, и из всех клеток на тебя черти смотрят. А потом приводят обратно, а на твоей шконке уже три чертопаса в стиры режутся… Вот это, брат, реально штырит. А бутылки… Что бутылки…