Виктор Пелевин - Искусство легких касаний

— Математику сворачивай уже, — сказала темнота.

— Сейчас, — ответил Плеш, — там два слова осталось. Но природу, говорит он, можно обмануть. Самый простой способ — это из нижней точки графика для самых бедных перейти в высшую точку графика для самых богатых. Тогда производная, или крутизна происходящего, будет уже совсем другая. И удовольствие тоже. Как ты только что мог заметить.

— Правильно, — заметила темнота сверху.

— Мысль эта, говорит чепушила, на нашей планете не новая, и до нее за последние три тысячи лет доходили многие. По-русски это называется «из грязи в князи». Гарун аль-Рашид почему, как ты думаешь, нищим переодевался? Истории про себя слушал? Ага, как же. У него для этого придворные поэты были. Нерон зачем актером подрабатывал? Коммод зачем в Колизее дрался, как сраный раб? Не для славы, браток. Слава у них всех уже была такая, что к ней сколько ни прибавляй, больше не станет. Нет, вот именно и исключительно для этого — понять лишний раз, чего в жизни достиг… Почувствовать по контрасту… И еще, говорит, иногда очень хочется, чтобы вместе с тобой это кто-нибудь другой понял и ощутил. Хотя бы на время… Нерон с Коммодом для этого целые цирки собирали. А у нас, говорит, со свидетелями сложнее. Зритель сегодня у меня один ты… Но мне хватит.

Плеш вздохнул и замолчал, словно рассказ этот его крайне утомил и опечалил. Молчали и зэки. Потом кто-то снизу спросил:

— И что дальше?

— А дальше чепушила этот мне говорит — знаешь, что больше всего изумляет? Что я каждый раз на стене эту лодку рисую, каждый раз предлагаю со мной поплыть — и ни разу никто не захотел. Хотя, может, и лучше, что никто не хочет. Один хрен придется в тюрьму вернуться, потому что зэков сдавать нужно в целости, тут все строго. У ФСИНа условие — никаких накладок. Вечером урок этих назад повезут — сначала вертолетом, потом самолетом. Как устриц. Сдаем строго в срок, всех вместе — пока вагон-двойник на перегоне маринуют. Так что оставить погостить я никого надолго не могу…

Плеш замолчал, и по его грустному лицу стало ясно, что конец его странной истории совсем рядом.

— И чем кончилось?

— Короче, доел… то есть, дочифирили мы с ним, «шато д’Икем» еще немного выпили, поцеловались с вечностью. Много он не наливал. А потом он говорит — пора, значит, идти. Пошли мы назад в трюм, спускаемся в этот зал. Столыпин там все так же качается. Только лампы напротив окон уже горят вполсилы, типа рассвет. И петухи на его халате в этом свете нежно так переливаются… Последнее, что перед глазами…

— Вот это реальный главпетух был, — сказал мрачно кто-то из чертей. — Такие под шконкой точно не водятся. А потом что?

— Чепушила со мной попрощался и к трансам своим пошел. Остался я с начальником конвоя. Тот улыбается, конечно, но ствол в кармане выпирает, как будто у него стояк никак не пройдет. Он, значит, опять эту маску прозрачную мне выдал, сам такую же надел и пошли мы вглубь вагона. Там все как храпели, так и храпят. Он даже дверь в нашу клетку не запер, оказалось — просто прикрыл. Открывает он ее передо мной, руками так виновато разводит — и кивает на мою шконку. Что тут делать. Я залез, он руку протягивает — давай, мол, маску. Я и отдал.

— А потом?

— А потом вагон качнуло, как на стыке бывает, и я проснулся.

— Где?

— В столыпине. Где же еще.

— А чепушила?

— Чепушилы этого не было уже. Сняли ночью.

— Ясно, — сказала верхняя тьма. — Он потому и дурковал так, что знал — ночью на другой маршрут переведут. Хоть маляву на него составили?

— Непонятно было, на кого, — ответил Плеш. — Да и забыли про него быстро. Мало ли петухов на зоне.

— А, блять, — сказал кто-то из чертей. — Только теперь доперло. Так это твой сон был! А то у меня крыша уже поехала.

— А я сразу понял, — произнесла верхняя тьма кавказским голосом. — Я тоже, помню, пошел как-то раз гулять по полю. Там стадо овец. Я подхожу, а эти овцы на самом деле не овцы, а девочки в таких белых пушистых платьях. Все на четвереньках стоят и кого-то ждут. Молодые, нормальные такие дамки. Смотрят на меня и молчат. Я к одной пристроился, дрыг раз, дрыг два — и тоже проснулся. Знаешь где? В изоляторе на первой ходке.

В клетке погас свет. Потом за решеткой нарисовался силуэт конвойного:

— Спать, драконы! Отбой. Ссать строго в бутылки, место должно еще быть. Срать выведем завтра.

— Спасибо за заботу, гражданин начальник! — просипел кто-то из чертей. — Чтоб ты так срал завтра, как я сегодня!

Конвоир поглядел на него тусклым взглядом, что-то взвесил — и, видимо, решил не связываться. Еще через минуту свет погас и в коридоре. Стало совсем темно.