Виктор Пелевин - Искусство легких касаний

— Ну и че дальше было? — спросила верхняя полка, когда конвоир ушел.

— Да все как обычно, — ответил Плеш. — Через день довезли до зоны. Столыпин этот самым настоящим оказался. Тем самым, в который я садился — у него на боку пятно краски было, я запомнил. Да и клетка та же самая, даже царапины одинаковые на стенах. Вот только лодку эту, которую чепушила на стене рисовал, мусора со стены стерли. Еще когда спали все. Чтоб, типа, никакой надежды… Выгрузили нас, короче, прямо в поле — прыг-скок вместе с вещами, конвой стреляет без предупреждения. Ну и стал срок свой мотать.

— Тебе не предъявили, что с петухом уплыть захотел?

— Базар про петушиную лодку был, — ответил Плеш, — но я с него грамотно съехал. Сказал, что лоха разводил и ловил на слове. Руками его не трогал, вещей его не касался. А про сон я тогда никому не рассказывал. Так что какой с меня спрос?

Тьма наверху зевнула и сказала что-то неразборчиво-неодобрительное.

— А про сон этот, — продолжал Плеш, — я до сегодняшнего дня даже не рассказывал никому. Сильно на меня подействовал…

— Почему подействовал? — спросили снизу.

— Трудно сказать. Словно я понял, как оно в жизни бывает. И захотелось мне тоже… Ну, может, не так высоко, но подняться. Короче, другим человеком я стал, вот что. Отсидел полгода, потом на условно-досрочное подал. Кум отпустил.

— А дальше?

— Дальше пошел к успеху, — усмехнулся Плеш. — И нормально так сперва все было… Пока вот опять не осудили, мусора позорные, за хозяйственное преступление… Только я теперь не сдамся. Освобожусь — опять к успеху пойду. Я свое у жизни по-любому зубами вырву. Я видел, какой он, успех… Хоть и во сне это было, а все равно… Эх…

— Интересная история, — сказала верхняя тьма. — И какой ты из нее главный вывод сделал?

Плеш долго молчал. Дыхание его стало шумным, словно он незаметно для себя засыпал.

— Ты спишь, что ли?

— Не, не сплю пока, — ответил Плеш. — Думаю, как объяснить… Вот есть такая хохма, что рай для комаров — это ад для людей. Если на распонятки перевести, ад для петухов — это рай для правильных пацанов. Вроде пернатые под шконкой, а братва на пальмах. Только это глюк и разводка.

— Почему?

— Потому что братва на самом деле не на пальмах. Она на нарах. Просто она верхние нары пальмами называет. А на пальмах — на реальных пальмах, которые на пляжах растут — петухи. И они как раз в раю. А мы в этом петушином раю работаем адом. Едем в своем тюремном вагоне и думаем, что масть держим. А вагон этот катит по большой синей и круглой планете, где про нас ничего даже и знать особо не хотят. И петух на ней — самый уважаемый человек. Как это в песне пели — с южных гор до северных морей пидарас проходит как хозяин необъятной родины своей…

— Обоснуй.

— А че тут обосновывать, — пробормотал Плеш уже совсем заплетающимся языком. — Тут в культуре понимать надо. Вон в Америке знаете как? Если кто про себя объявил, что он еврей и пидарас, он потом даже правду у себя в твиттере писать может.

— Правду о чем?

— Да о чем угодно. И ничего ему не будет, как дважды представителю угнетенных майноритиз. Ну, почти ничего — если, конечно, частить не будет. А остальных так поправят, что мама не горюй. Вона как петухи высоко летают. А у нас… Ну да, кажется иногда, что пернатые под шконкой. Пока в столыпине едем…

Слова были в идеологическом смысле очень и очень сомнительные — это поняли все.

— Да, — сказала задумчиво верхняя тьма, — ясно теперь, как ты мыслишь. А знаешь, Плеш, ведь с тобой теперь тоже вопрос решать надо.

— Почему?

— В тот раз ты с базара съехал, потому что братве про сон не рассказал. Но сейчас-то ты все выложил. И расклад уже другой выходит. Ты же с петушарой этим за столом сидел. Вино пил, пищу принимал. Кто ты после этого, Плешка?

Словно холодным ветром повеяло в клетке: формально это не было еще объявление петухом или зашкваренным, но уши, привычные к строю и логике тюремных созвучий, узнали черную метку. Плешка, Машка, петушок… Не сама еще метка, конечно — только эхо и тень. Но тени не бывает без того, что ее отбрасывает, и все, кто еще не спал, ощутили это сразу.

— Да брось ты, — сказала верхняя тьма своим кавказским голосом. — Это ж сон. Говорят, сон в руку. А такого, чтоб сон в сраку, я не слышал. Фраеру главпетух приснился. И что? Мало ли что ночью привидится. Зашквар во сне зашквар, только если в том же сне за него и спросят. А потом зашквара нет.

— Ладно, замнем пока, — ответила темнота своим первым голосом. — Но рамс запомним. Ходишь ты, Плешка, по самому краю. Учти…