Виктор Пелевин - Искусство легких касаний

— Пиздец, попал твой чепушила, — выдохнул кто-то из чертей. — Однозначно теперь попал.

— Спасибо, — усмехнулся Плеш. — Тут академиком быть не надо, чтобы догадаться.

В клетке сделалось тихо — так тихо, что стал отчетливо слышен какой-то тонкий металлический скрип, проступавший иногда сквозь стук колес.

Вор с верхней полки полез вниз справить нужду. У него было рябое и нехорошее лицо, и в его сторону избегали смотреть. Пока он возился с бутылкой, молчали. А потом, когда он вернулся наверх, встали по мелкой нужде трое чертей.

В журчащем безмолвии прошла пара минут — нужду справляли по очереди. Плеш не торопился со своим рассказом. Все главное, конечно, уже было понятно. Но у темы могло оказаться неожиданное развитие.

— Арестанты, — сказал вдруг взволнованный кавказский голос сверху, — вы не въехали, что ли? Это он специально говорил, чтобы пацаны его со средней полки стащить не могли. Руками петуха трогать нельзя. А ногами-то как стащишь? Хотел, наверное, до этапа удобно доехать. Может, он на самом деле и не петух был.

— Может хуй гложет, — ответил другой вор. — Раз сам объявил, значит, петух. Если раньше не был, теперь стал.

— Это да, — согласился кавказский голос. — Теперь стал… Что же, выходит, и поделать с ним нечего? Как в хате при таком раскладе поступают?

— Главпетух отвечает. Ему не в падлу руками взяться.

— Но в клетке-то других петухов не было?

Головы повернулись к Плешу. Тот выждал эффектную паузу — и отрицательно помотал головой.

— Других не было.

— Да… Ситуация. И как решили?

— Сначала молчали. Думали. А потом один из воров чепушилу этого — петухом его еще не объявили, так что я его чепушилой называть пока буду — спрашивает: ты понимаешь хоть, на что ты тут наговорил?

— А он?

Плеш вздохнул и покачал головой. Видимо, эта история до сих пор его не отпустила — и вызывала в нем стойкие эмоции.

— Говорит, понимаю примерно. Его спрашивают — и больше ничего нам по этому поводу сообщить не хочешь? А он так поглядел вокруг и отвечает: да ничего. Или, может, вот что: как говорят божественные андрогины, лижите мою пизду и сосите мой хуй.

— Бля. Бля. Бля-бля-бля… То есть это он братве такое выдал? Слово в слово?

— Ну да.

— И что дальше было?

— Ему тогда тихо так говорят — эй, а ты часом не шахид? Может, на тебе, это, пояс смертника? У тебя уже перебор давно, а ты все прикупаешь и прикупаешь…

— А он?

— Засмеялся опять. И говорит — да нет, не шахид. Был бы я шахид, я бы давно в раю отдыхал с гуриями. Но только я в рай для шахидов не верю, поэтому мне туда нельзя. Не попаду. Так что приходится искать эрзацы и заменители. Его спрашивают, это ты про своих девочек с хуями? Он отвечает, ну да… Они не гурии, конечно, но вполне. Его тогда спрашивают — ты хоть догоняешь, что с тобой будет, когда тебя до петушатника доведут? А он говорит — у шахидов слово такое есть. Иншалла. Кто его знает, что с нами случится… И опять смеется. Вот век воли не видать, так все и было.

— Да, — сказали сверху, — прикупил себе, чертяка. Конкретно прикупил. За таким теперь малява куда угодно пойдет.

— Смотрят на него, короче, уже даже и без злобы, как на покойника. И последний вопрос задают — а ты чего веселый-то такой? На что ты, пернатый, надеешься? Ведь надеешься на что-то, наверное. Расскажи — интересно.

— Да, — согласились на нижней полке. — Интересно.

— А чепушила отвечает — у меня план есть. Какой, его спрашивают. А он говорит, я от вас, говнов, уплыву…

— Во как, — сказал черт. — Уплывет. По юшке своей.

— Не, — отозвался другой черт, — не по юшке. По крове из рваной дупы.

— Интересная предъява, — подытожила верхняя тьма. — У него поинтересовались, на чем конкретно он уплывет?

— Угу, — ответил Плеш.

— И?

— На его шконке обгорелая простыня лежала. Вернее, уже не простыня, а черный такой огрызок — от факела, на котором чаек делали…

— Хорош сиськи мять, тут не дети едут. И чего?

— Чепушила этот, значит, палец сажей намазал и нарисовал на стене лодку…

— Что?

— Лодку. Такую обычную, как дети рисуют. То ли с трубой, то ли с мачтой — непонятно. Понятно только, что лодка. Вот на ней, говорит, и уплыву… И ржет…

— Тьфу, — сплюнул черт на нижней полке. — Да он безумник просто… А я-то думал… Ебанутый дядя, даже скучно стало. Опустить опустят, да что с такого возьмешь?

— А я с самого начала так и решил, — сказал кавказский голос сверху. — Сомневаюсь только, что он правда ебнутый. Скорее с понтом под зонтом.