Алексей Баев - Введение в человечность [СИ]

— Логично, Семен, — кивнул я и решил тоже перейти на «ты». Тем более что каждая выпитая капля амброзии все сильнее растормаживала мое сознание.

— Что ж, пора вернуться к нашим клопам, — выпустил Катерпиллер очередную струю ароматного дыма. — Расскажи старику, Агамемнон, каким ветром тебя в наши края занесло…

И я рассказал. И про «Abibas», и про обморок, и про долгое путешествие с Анной Андреевной. О том, как оказался в бутылке и как из нее с помощью Муши Чкаловской выбрался. Умолчал только о мечтах…

— Добрая муха, — кивнул Катерпиллер, когда я закончил свое длинное повествование, — у нас с ней пакт.

— Пакт? — удивился я.

— Ага, — кивнул Семен Обусловович, — она нам на кофе во время просушки оного не гадит, а мы плесень в кухню не тащим. Они, мухи, грибка не выносят.

— Я заметил, — кивнул, скорее для поддержания разговора. Потому что ничего подобного я ровным счетом заметить не мог. — Прости, Семен, Муша мне сказала, что Катерпиллер — это твой творческий псевдоним…

— Да, да, да… — задумался хозяин. — Это ты точно выразился. Именно псевдоним. И именно творческий. Красиво звучит, правда? Но, главное, очень прогрессивно.

— Ага, — осторожно согласился я, — но только малость непонятно.

— Что ж, непонятно — разъясним. Ты только не перебивай. Дело в том, Агамемнон, что сам я нездешний, как и ты. Правда, молодость свою буйную провел не так далеко, не на Зине Портновой. У меня все проще, родился я на той стороне улицы…

— А-а… — хотел я вставить что-то свое. Что, сейчас уж не припомнить, но Катерпиллер посмотрел на меня так сурово, что я аж усы в кофейник опустил.

— Не перебивай, — твердо попросил он, — не терплю. Спросил, дай расскажу. А не интересно, можешь идти на все четыре стороны.

— Простите, — тихонько извинился я, — вовсе я не хотел вас обидеть.

— Ладно уж, — смягчился хозяин, — слушай.

И вот что Семен Обусловович мне поведал:

«Явился я на свет в подвале обычного старого дома на улице Большая Пушкарская, в кухонной стене одного известного ресторанчика. Отсюда, Агам, у меня и природная склонность к предпринимательству, а также искренняя любовь к доброй пище.

Мать моя, коренная уроженка здешних мест, с ранней юности питала слабость ко всему заграничному, а когда в ресторане вместе с ящиком замороженных куриных окорочков непостижимым образом появился большой черный эмигрант из Штатов, афроамериканец со странным именем Обуслов Гарлемский, она тут же выскочила за него замуж. Тот и усом пошевелить не успел.

Вопреки ожиданиям, Пушкарская колония ресторанных, за исключением моей мамаши, приняла эмигранта достаточно прохладно, но связываться с ним боялась, уж больно он был велик и даже страшен, когда налижется пролитого бурбону.

Против воли населения и благодаря одной лишь грубой физической силе, стал со временем мой папаша главой семейства, а так как у них там, в американских традициях, полигамия не поощряется, то мама заняла единственное место рядом с самодержавным троном.

А вскоре родился я и еще сотни две моих сестер. Но вот что странно, братьев у меня не было, поэтому как-то сразу, еще не достигнув совершеннолетия, начали прочить нынешнего твоего собеседника в наследники.

Рос я ребенком крайне любознательным, лез везде, поэтому с первого дня своего получил ужасное прозвище — Суеус. Посуди сам, Агамемнон, можно жить с таким именем — Суеус Обусловович Гарлемский? Я, конечно, понимаю, что родители имели лишь благие намерения касательно моей судьбы, но ты ведь и сам знаешь, куда ими, этими намерениями, выстлана дорога.

Долго ли, коротко ли продолжалось мое воспитание, но в конце концов облазил я все ресторанные помещения, изучил там все ходы и выходы, отведал разных напитков и кушаний… А потом загрустил.

Сам подумай, когда в таракане живет вечная жажда познания, может он долго существовать в знакомой как шесть лап обстановке? Эх, то-то и оно.

В общем, в один прекрасный день, не поставив в известность ни родителей, ни соплеменников, выбрался я из нашего душного помещения и решил посмотреть на белый свет. Достиг ресторанного зала, залез в карман пальто какого-то жлоба, который планомерно накачивался горячительными, при этом совершенно не закусывая, и замер в сладостном предвкушении предстоящих приключений.

Они, приключения, ждать себя долго не заставили, потому что жлоб мой через каких-то пять минут начал пьяно и ужасно скандалить. Охранники усмирили его чем-то тяжелым, взяли подмышки, и вышвырнули вон, предварительно очистив карман, в котором я сидел, от мятых пропахших тухлым салом бумажек (как я потом узнал — денег). Пальто упало на тротуар рядом с моим горемыкой.