Алексей Баев - Введение в человечность [СИ]

— Потому что для меня справить нужду — дело скрытное, интимное даже, а для тебя — предмет гордости и всеобщего восхищения родни. Ты вот говоришь, мать тебя орлицей зовет, а думала ли ты о том, что у них, у орлов, кроме высокого полета еще и свои мечты есть? И они, между прочим, нужду прямо в своем высоком полете, как стюардессы с космонавтами, справляют. Им для этого шпилей по надобностям посещать не надобно…

— О чем?

— Что — о чем? — не понял я.

— О чем, друг Гомемнон, орлы мечтают?

— Ну… — замялся я, — не знаю. Среди моих знакомых орлов нет…

— Так с чего ты решил, что им до шпилей дела нет?! Знаешь, Гомемнон, ты таракан конечно интеллигентный, спору нет, но мозги от твоих разговоров до неприличия мягкими становятся. Надышался ты в бутылке вредных испарений, вот. И вообще, шел бы к своим, а? Я понимаю, что ты меня от смерти спас, но мы ж теперь квиты, так?

— Так.

— Вот и иди.

— Где ж мне своих-то найти? Они все на Зине Портновой остались, — я вспомнил про семью и тяжело вздохнул.

— Так вон, за плинтусом. Видишь, ус торчит? — кивнула Муша в угол. — Ваши. У них главного Семеном зовут, Катерпиллером. Ты его сразу узнаешь…

— Странная фамилия, — повел я усом.

— Ничего странного, — хмыкнула Чкаловская. — Катерпиллер — это творческий псевдоним… Некогда мне в объяснялки играть, он сам все расскажет, если ты ему доверие внушишь, а я полетела. Пока.

— Пока, орлица дерзновенная, — ухмыльнувшись, кивнул я.

И Муша взмыла под потолок. Уже кружась под абажуром, она пронзительно жжикнула:

— Увидимся, Гомемнон! А про мечту я все поняла! Спасибо! Удачи тебе, умник, и заслуженного пьедестала почета! Пусть сразу не исполнится, так ты старайся получше!.. Тогда… будет… жжж…

Ну что мне оставалось делать? Я вас спрашиваю. Что?! Идти за плинтус. Так? Так. И я, глубоко вдохнув и, задержав на мгновение в своей мощной груди влажный кухонный воздух, с шумом выдохнул, чтобы снять волнение со своих еще не вполне окрепших членов. А потом медленной, но уверенной походкой двинулся в сторону торчащих из-за деревяшки и чуть подрагивающих усов. Должно быть, там кто-то обедал.

Подойдя к плинтусу, я негромко, но решительно позвал:

— Эй, хозяева!

Ответом было гробовое молчание. Усы на секунду замерли, а потом из щели выглянула симпатичная девичья мордочка. Тишина становилась невыносимой, и я решил нарушить ее первым.

— Привет! — поздоровался ваш покорный слуга. — Я Агамемнон, нежданный гость с Зины Портновой. Мне бы с господином Катерпиллером повидаться.

— На тему? — заинтересованно пропищала в ответ незнакомка.

— На тему благостного сосуществования родственных индивидов в условиях жесткого химического заражения локальной окружающей среды, — ляпнул я первое, что пришло мне в голову.

— Прекрасно, — кивнула таракашка, — подобные темы Семена Обуслововича крайне волнуют. Он к вам, так сказать, представителям зеленых, питает искреннюю слабость. Господин Агамемнон, если не ошибаюсь?

— Не ошибаетесь, прекрасная леди, — кивнул я. — А вас как звать-величать по батюшке?

— Изольда Шестиаховна, — улыбнулась симпатяга, — можно просто — Золя.

— Очень приятно, Золя, — склонил я в почтении усы.

— Взаименно, — пролепетала Золя. — Я у Семена Обуслововича в секретаршах служу. Прошу вас следовать за мной, господин Агамемнон.

— Спасибо, — вежливо поблагодарил я и зачем-то добавил: — Можете звать меня просто Мемнон или… лучше… Агам!

С чего бы это? Никто и никогда до сих пор никакими Мемнонами и Агамами меня не называл. А тут — нате вам, выпендрился! Тоже мне, Агам! Донжуан насекомый. Хотя, если рассудить, звучит не так уж и плохо. По-простому, по-народному, если можно так выразиться. И еще — никому теперь в голову не придет искажать мое гордое имя, как, например, Муше. Гомемнон! Твою фалангу! С другой стороны, кто ведь о чем только и думает…

— Очень приятно, Агам, идемте, я вас представлю, — скромно улыбнулась Золя. — Семен Обусловович всегда рад новым собеседникам. Только просьба одна…

Девушка замялась, и видно было, что она хочет сказать что-то важное, но боится, как бы я не обиделся.

— Золя, — пришел я на помощь, — вы не стесняйтесь, излагайте свои страхи. Я с детства приучен к уважению инородных традиций.

— Вы не обижайтесь, Агам, — еще больше смутившись, тихо произнесла она, — но Семен Обусловович терпеть не может, когда перебивают его мудрые речи. Вы уж…