Таисья Пьянкова - Таёжная кладовая. Сибирские сказы [litres]

Когда все названные затеи Сигарихе надоедали, она вдруг назначала день – принимать всякие необычные подарки. Оценкою старания на этот раз служило то, насколько сильное в Алефе удивление вызовет любезное подношение.

Ох и старались угодники! Многие тянулись из последних сил, точно лещи за красной наживкою.

Но как-то по весне, когда ожидался большой приём, когда с подарков уже сдувались последние пылинки, лещам этим хлыщам пришлось вдруг вылупить рыбьи глаза да зашлёпать в обиде гнутыми губами:

– Что ж это Алевтина Захарьевна? Из памяти нешто выбилась? Нам в стремена велела, а сама? Снова да опять ускакала одноверха. И всё до Яровой носит её.

– И у меня к тому полный короб интересу. Затеяла ездить кланяться перед каким-то холопом. И чего бы это ей от бражного стола да побираться?

– Дык с того с самого, – влез в громкий у Сигарихиных ворот разговор дворник её Ермолай, – что ить старый-то и розан не по глазам, а молода-то она и крапива красива…

– Ты б нас лучше надоумил, какая такая прям-таки розовая крапива вдруг да выросла в зачуханной деревёшке.

– Большо ли дело подумать да самим вам сдогадаться? – отвечал Ермолай. – С осени хто до Гаврилы Красика в работники прибился?

– Демьян Стеблов?!

– Быть не может! В дерьме рощён, помелом крещён… – затараторил, ажно покраснел, один из «розанов» и привязался до Ермолая: – Не хочешь ли ты сказать, что породистого рысака да смердова телега объехала?!

– Так это… смотря какой рысак, – ухмыльнулся дворник, а потом хохотнул: – Бывает и тако, что и в ложке глубоко. Иной кочеток и кречетка за вороток…

– Но-но! Ишь ты! Поехала… бабка за пригон. Всякая скотина и туда ж – до овина…

– Допекло нешто? – с издёвочкой спросил Ермолай. – А чо тогда срамишься? Демьян Стеблов эвон какой стояк – не тебе свояк. Он зимою у покойного теперь Арефия за два глядка всю кузню перенял. Только ты не думай, что Алевтина Захарьевна поезживает до парняги в молотобойцы напрашиваться. А то лаешься стоишь… Собаки-то наши эвон… на всяку ночь брешут, а не единой темноты покуда ещё не прогнали. Терпют. А куда денешься?

Легко сказать – терпеть! А ежели от терпежа да по всему сердцу швы расползаются? Тогда как?

Вот они зафыркали на ветер и запрыгали чуть не выше головы…

Да ты хоть до неба прыгни, а всё одно погоды задницей не прижмёшь. Алевтина Захарьевна и в самом деле повадилась до Демьяна не гвозди ковать. Понятно, что заскреблось в ней нутро втянуть молодого кузнеца в игру свою поганую. Только новая-то Алефина «игрушка» оказалась с бо-ольшим секретом: никакими стараниями, ни с какой стороны не находила Сигариха в Демьяне места – запустить пружину.

И ещё.

Подбирать до загадки подходящий ключик мешала красавице-вдове Настёна Красикова – дочка бедняка Гаврилы, до которого Демьян поначалу-то и приблудился.

Теперь уж все кругом знали, что не из жадности денно и нощно колотится в кузне молодой кузнец: уговор у него с Гаврилою был заключён. По тому уговору Демьян должен был до свадьбы с Настёною хотя бы какой-то домишко поставить. Ведь кроме Настёны в Красиковой семье целый выводок подрастал-оперялся.

Любая другая вертихвостка давно бы уж поняла, что достучаться до Демьянова сердца нельзя, только зря козонки обобьёшь. Любая другая, но не Сигариха! И хотя кузнец при каждом появлении названной гостьи ни единого раза даже молотка в сторону не отложил, красавица барыня отступиться от затеи даже и не подумала. Душа её, как говорится, сплошь была гнеда – ни пятнышка стыда…

– Покорись, – твердила она Демьяну, – золотом осыплю. Уступи, не покаешься.

– Не покаюсь – в рай не попаду, – отвечал кузнец.

– В Царствии Небесном и без тебя тесно, – заверяла Алефа. – Спустись, глупый, на землю…

– Не резон.

– Это почему?

– Да потому… Ить наши с тобою земные наделы больно широко размежёваны – единого поля никак не получится.

– Уж не Настёна ли Красикова меж нами тем широким разделом пролегла?

– Да при чём тут Настёна? Охота ведь и через батьку прыгает… Пойми ты, Алевтина Захарьевна, – пытался несговора втолковать Сигарихе, – ни единый же волк в пристяжных не пойдёт, хотя бы орловский рысак в коренниках стоял. Ну какая мы с тобой пара? Сдвоили рыло да кулак – и у нас так…

Однако вор не умом спор, а сноровкою. Вот и красавицу вдову сноровило, после изложенного тут разговора, прямиком заявиться до самого до Гаврилы Красика.

– А и здрасьте вам, – сказалось ею.