Владимир Шапко - Лаковый «икарус» [litres]

Кропин смотрел на мальчишку лет семнадцати, на его странные, тонкие ноги в спортивном трико… Парень был инвалидом…

– Не узнает, сынок…

Мальчишка смеялся. Почему-то раздетый, несмотря на дождь и холод, в одной рубашке.

Сильно выгибая грудь вперед, махаясь локтями, он заширкался от Кропина через дорогу. Сжатые ноги его сминались, гнулись, как ветки. Кропин думал, что он ковыляет в этот дом напротив, но парень прошел вдоль дома, свернул за его угол и пропал.

Наверное, полчаса прошло, и весь час, а Кропин все сидел, не чувствуя холода, сырости, не находя сил подняться и тоже идти через дорогу. И в последний раз мимо прокатила говорящая вперед гаишница. И рябили в плачущих глазах старика точно разбрасываемые с задка «Волги» пешеходы, как разбрасываемые мелкая галька и песок…

Опустошенный, поднялся. Пошел к далекой автобусной остановке.

Ночевал у Кочерги. На раскладушке. Лежал, вперив взгляд в потолок, где от света лампы, бьющего вверх, образовалась и дрожала какая-то накаленная заводская шестерня. Все время меняющаяся, надоедливая. И пора было выключать весь свет, но Яков Иванович на тахте взялся, видите ли, читать перед сном детектив. Причем читать, все время громко комментируя прочитанное: «Митя, многие слова, как и люди, бывают ложно мнимы. С понтом, как сказали бы на зоне. И слова эти произносятся всегда с придыханием, с большим пиететом. Вот смотри, здесь: табельное оружие. (Прямо-таки священное оружие!) Что это за оружие такое? А это просто пронумерованное оружие. И всё. Его выдают под расписку. Милиционерам, оперативникам. “Я был убит из табельного оружия!” А? Какая честь для меня! Это вам не просто из пронумерованного – из табельного! Грохнули, попросту говоря. Понимаешь? Вот такие и люди порой. В петушиных перьях. В таких случаях хорошо выражение: а король-то голый!..»

Кочерга смотрел на Кропина. Тот на удивление молчал. Странный сегодня наш Митя. Скошенный какой-то… Кочерга вновь уходил в чтение. Но ненадолго: «Или вот! Смотри! Из той же оперы. Контрольный выстрел в голову. А? Безжалостно добили! Вот как это по-русски называется! Но нет – “контрольный выстрел в голову”. Прямо профессора, а не убийцы…»

Кочерга снова ждал от друга хоть каких-нибудь слов. Из-за светящего тюрбана настольной лампы выглядывал каким-то прокопченным турком… Но Кропин все так же молчал, уставясь на дрожащий самокал на потолке…

– Что с тобой, Митя?..

Кропин ответил, что все нормально. Не стоит беспокоиться. Повернулся на бок. Стал таращиться теперь на тряпичный коврик на стене. Где в розвальнях неслись парни с девками, краснощекими, как яблоки, а бегущие кони шеи выгнули гуслями звончатыми… Кропин готов был заплакать. В трусости своей, в нерешительности он не мог признаться никому…

Он вошел в подъезд этого дома с подвешенным Центральным комитетом на другой день, в полдень. Шагнул за тяжелую дверь с ручкой в виде чугунного зверя…

«Виталий Иванович, простите… К вам из института…» – Домработница в кокетливом фартучке пропустила Кропина в кабинет. Затем прикрыла за собой дверь.

Как и ожидал увидеть Кропин – книг было много. Очень много. Тихие, безвольные, они стояли и на стеллажах, и в книжных шкафах вдоль всех четырех стен огромного кабинета. А за письменным столом владыкой всего этого гуманитарного государства восседал желчный старикашка со свинцовым хохолком и старческими пятнами по лбу и щекам. Кропин его не узнал. То есть не узнал совсем! Как говорится, встреть на улице…

– Что вам?.. Принесли что-нибудь?.. – приняв Кропина за курьера, перестал писать Виталий Иванович Калюжный. Академик. Член-корреспондент Академии наук СССР.

Подходя к столу, Кропин заговорил почему-то высоким страдающим голосом. (Сам себя не узнавал!) Как какой-то ходок. Как крестьянин в лаптях. Как будто явился все с той же алтайской заимки. Что и Елизавета Ивановна Левина к нему, Кропину, два месяца назад:

– Ну, вот и здорово, Виталька! Вот и пришел я к тебе через сорок лет! Долго шел – и пришел. – Он являлся сейчас продолжателем дела Левиных. Их правопреемником.

Однако «Виталька» явно не хотел признавать в нем ходока. Тем более чьего-то правопреемника:

– Я не понимаю вас. Кто вы такой? В чем дело? Откуда вы?

– Не признал! А? Смотрите – не признал! – оборачивался, искал свидетелей в кабинете Кропин. И заорал. Прямо «Витальке» в лицо: – А Кочергу, у которого ты на побегушках был, помнишь?! А Быстренку, Качкина, Зельгина?! А Воскобойникова, учителя своего – помнишь?!!