Мария Воронова - Погружение в отражение [litres]

Лариса вернулась в зал за пальто. Женщины из первых рядов обернулись и посмотрели на нее с ненавистью, Лариса расслышала произнесенное сквозь зубы «сука» и вздрогнула.

Это матери убитых юношей, они видели, как Лариса подходила к подсудимому и разговаривала с ним. Конечно, они поняли, что она – любовница убийцы.

Да, сука, но не потому что убийцы, а потому что любовница. Она быстро сложила руки так, чтобы скрыть широкое обручальное кольцо, и, вместо того чтобы уйти, села на место.

На нее сейчас брызнула капля ненависти, и то ей стало больно и неловко, а Алексей сидит под постоянным потоком ненависти матерей и презрения всего остального народа. Пусть хоть в одних глазах он видит поддержку. Это очень мало, но все-таки лучше, чем ничего.

Перерыв закончился, Алексея снова ввели в зал. Сев на место, он огляделся, и лицо дрогнуло, когда он увидел, что она не ушла.

Появилась полная тетечка, чем-то похожая на фрекен Бок – адвокат Алексея. Лариса нахмурилась: неужели не нашлось кого-то получше? Она не доверяла толстым, безвкусно и бедно одетым женщинам. Еще мама говорила ей, что если человек не в силах держать в порядке самое себя, то ничем другим управлять он тоже не может.

Хорошо, не всем везет. Пусть девяносто девять процентов советских женщин живут в условиях тотального дефицита, рыскают по пустым магазинам и давятся в очередях, а чтобы попасть к мастеру уровня Галины Адамовны, им надо перетрясти всех своих знакомых и все равно отдать за стрижку половину зарплаты. Все это, конечно, ужасно, и не Ларисе презирать их из своей номенклатурной теплицы, но все-таки можно не разъедаться до потери всех женских черт, кроме тумбообразного бюста и не носить вещи, откровенно потерявшие вид, да еще в сочетании с кокетливым шейным платочком из люрекса?

Нет, адвокатша Алексея у Ларисы никакого доверия не вызвала.

Прокурорша тоже, хотя являлась полной противоположностью защитницы: стройная, ухоженная, в идеально подогнанном по фигуре мундире без единой складочки, с великолепной прической и уместным макияжем. Если адвокатше плевать на все, то государственному обвинителю на все, кроме своей внешности, вот и вся разница. Человек тупо отбывает номер, без всякой страсти, праведного негодования и жажды справедливости, или что там еще должно быть у хорошего прокурора. Она знает, что все решено и расписано, Алексей получит свою высшую меру, так зачем еще стараться, агитировать за советскую власть, когда все и так ясно? Никогда не надо тратить больше сил, чем необходимо для достижения цели.

О составе суда и говорить нечего. Судья – молодая женщина, только годом или двумя старше самой Ларисы. У нее просто не может быть еще опыта и квалификации, чтобы разобраться в деле. Наверное, специально такую назначили, чтобы никаких неожиданностей. Лариса вспомнила себя: да, с дисциплиной у нее не очень, позволяет себе и опоздать, и прогулять, но открыть рот и публично высказать свое мнение – это нет. Возразить заведующему кафедрой? Ни за что на свете, так это она еще жена видного партийного руководителя, а как поведет себя девушка, за которой никто не стоит? Будет она проявлять самостоятельность? Никогда! Дрогнет, усомнится, задумается, но поступит так, как ей сказали старшие товарищи.

Заседатели вообще паноптикум. Один – просто старый забулдыга, а второй – лощеный мужик с ускользающим взглядом. Лариса неплохо знала эту породу шакалов, кружащих вокруг барского стола в ожидании, пока им кинут объедки. Всегда кто-то из таких оказывался в близком окружении, заглядывал в глаза, предупредительно занимал лучшие места на пляже, приносил пледы, расточал комплименты, пытался что-то устроить, как-то стать полезным, а лучше всего – незаменимым.

Вот и этот в президиуме кажется хозяином жизни. Сытый, дорого одетый, с неспешной барской повадкой, но это высокомерие и выдает в нем лакея. А лакеи безжалостны.

Алексей обречен, и она ничем помочь ему не может. Только быть рядом и сказать, что верит ему. Этого так мало, и все же лучше, чем ничего.

Пока Вера Ивановна набиралась духу заявить ходатайство, Валентин Васильевич со своего места трепал судебно-медицинского эксперта. Вера Ивановна пыталась внимательно слушать показания, но мысли все время возвращались к выходным, и особенно к субботнему вечеру. Валентин Васильевич остался на обед и оказался таким интересным собеседником, что Таня немножко отвлеклась от своего горя. Он так ловко умел пользоваться столовыми приборами, что Вера Ивановна, всегда гордившаяся своими манерами, даже испугалась – вдруг сама делает что-то не то? Дед быстро нашел общий язык с Таней, стал обсуждать с нею какие-то спортивные методики, о которых Вера Ивановна не имела ни малейшего понятия, и откланялся прежде, чем девочка от него устала.