Мария Воронова - Погружение в отражение [litres]

В общем-то, Никита правильно делал, что запирал ее. Слабая, трусливая, грязная, ей нет места в этом мире.

Лучше бы следователи не пришли, и она умерла бы от голода, отсохла, как жалкий придаток чудовища.

Лариса убирала квартиру почти до утра, а потом в ней будто лопнула пружина. Она упала на диван и решила, что больше никогда не поднимется.

Стыд прибил, распластал ее.

Увидев на пороге Ангелину Григорьевну, Лариса приготовилась к скандалу, но свекровь порывисто обняла ее:

– Как ты держишься, девочка моя?

Лариса молча пригласила ее войти.

Свекровь выглядела совсем как прежде. Красивая, подтянутая и энергичная.

– Я остановлюсь у тебя, ты не против? Нам надо держаться вместе сейчас.

– Да?

– Конечно, дорогая. Если бы твои родители узнали, они бы тоже были здесь, но они отдыхают в Карловых Варах.

– А может так быть, что они ничего не узнают?

Ангелина Григорьевна пожала плечами.

– Иван старается, чтобы официальная версия была психическое расстройство, и все, но шила в мешке не утаишь. Они не узнают, милая, только если очень захотят не знать. Сделай мне, пожалуйста, чайку с дороги.

– А вы меня разве не ненавидите?

– А ты меня?

– Господи, нет!

– А мы ведь знали, Лариса, – вдруг глухо сказала Ангелина Григорьевна.

– Как это?

– Знали, – повторила она, – мы специально заставили его жениться на тебе, потому что холостяком ходить ему было уже неприлично.

– Я и так поняла, что он меня не любит.

Ангелина Григорьевна взяла ее за руку:

– Ты, главное, себя ни в чем не вини.

– Так чай будете пить?

– Да, сделай, пожалуйста.

Лариса ушла в кухню, зажгла газ и достала две тонкие фарфоровые чашки из сервиза. Ангелина Григорьевна не любит плебейской посуды. Знали, ну что ж? Теперь понятно, почему свекровь была всегда так с нею ласкова и почему не оторвала ей голову за измену.

Ангелина Григорьевна опустилась на стул.

– Только к чаю ничего нет, – Лариса заставила себя улыбнуться, – я попозже сбегаю в магазин.

– Когда у тебя будут дети…

– Это вряд ли.

– Будут, не сомневайся. Ты только люби их такими, как есть, вот и все.

– Хорошо.

– Еще раз говорю, не вини себя ни в чем, потому что это я сделала Никиту таким. Все равно что собственными руками задушила тех несчастных ребят, и все равно держусь, хоть и нелегко это мне дается. Знаешь, зачем я приехала?

– К Никите?

– Нет. И не для того, чтобы поддержать тебя, хотя через минуту буду уверять, что именно для этого. Но на самом деле я приехала, чтобы быть подальше от пистолета своего мужа, уж больно хочется пустить себе пулю в голову.

– Не нужно, пожалуйста.

– Когда родился Никита, я была нарасхват, – продолжала Ангелина Григорьевна, будто сама с собой, – из фильма в фильм. И так мне не хотелось прекращать карьеру, господи ты боже мой! Ведь стоит только один раз отказаться, и больше уже никуда не пригласят, поэтому я очень обрадовалась, когда свекровь взяла на себя заботы о ребенке. Мысли не было, что это может быть плохо – родной же человек, воспитала прекрасного сына, как она может навредить внуку, которого обожает? Мне с ней всегда было тяжело и неловко, но я решила, что это нормально, ведь свекрови всегда недолюбливают невесток, и я радостно порхала из фильма в фильм, и дома всегда меня ждала умилительная картинка – веселый ласковый ребенок и заботливая бабушка. Что сын не ходит в садик – отлично, меньше будет болеть. Слишком тихий? Прекрасно, значит, воспитанный. Лишь много позже я узнала, что уютная бабушка в фартучке и очочках могла с ним неделями не разговаривать, ставить в угол на целый день и даже бить. Я могла бы легко это выяснить, просто поговорив со своим ребенком, но меня так радовала картинка семейной идиллии, что я не желала знать, что за ней скрывается.

– Ангелина Григорьевна, но откуда вы могли…

– Просто поговорить! – перебила свекровь. – Просто поговорить с человеком и узнать, что его тревожит, чего он хочет и что чувствует. Казалось бы, самая обычная вещь, но мы так редко это делаем, предпочитая заставлять людей играть роли в пьесе, которую мы написали в своей голове. Мы всей семьей отвели Никите роль хорошего сына, и он изо всех сил ее играл, а на настоящего себя ничего уже не осталось. Я будто сделала аборт на очень позднем сроке. Знаешь, когда я поняла, что все кончено? Когда ему было восемь лет и он на даче убил котенка. Мы с Иваном нашли тельце, а Никита соврал, глупо, по-детски, что приходил какой-то пьяный человек. И мы заставили себя поверить ему. Знали, что он врет, но заставили поверить, потому что узнать правду было слишком больно, а мы не хотели причинять себе боль. Тогда еще можно было все исправить, еще был шанс заставить его признаться и раскаяться, и помочь ему. Но мы испугались тогда. А через пару дней я поймала холодный, совсем не детский взгляд сына и испугалась по-настоящему. Он понял, что мы все поняли, но будем и дальше его покрывать. Через несколько лет они с приятелем до полусмерти забили парнишку, и тоже Иван все прикрыл, выбил родителям квартиру без очереди, и они подговорили сына соврать, что он сам упал. Тогда я ушла из кино и занялась сыном, но было уже поздно.