Мария Воронова - Погружение в отражение [litres]

Только ирония в том, что никогда она не чувствовала себя такой нормальной, как сейчас.

Про Алексея Лариса старалась не вспоминать. Она даже не знала, оправдали ли его, и если нет, то думать об этом было слишком страшно. Лучше помечтать, как его отпускают, он выходит из дверей суда, медленно и осторожно пробует воздух улицы и тихонько идет домой и думает, раз она не пришла, то ей все равно.

Она ведь никогда не говорила ему, что хочет уйти от мужа, поэтому Алексей не станет навязываться, ему просто в голову не придет, что ее удерживают силой.

Вот и хорошо. Она не принцесса в башне и должна сама во всем разобраться.

С переездом в Ленинград Лариса отдалилась от старых подруг, а новых не завела. Она хорошо сходилась с людьми, но ни с кем не сблизилась до такой степени, чтобы они стали тревожиться о ней. Кафедральные дамы презирали ее, а девчонки помоложе, наверное, сочувствовали, но все же не настолько, чтобы звонить или навещать больную аспирантку. Какие-то, впрочем, были звонки, но Никита всегда отвечал, что она отдыхает и просила не будить. Потом стал сообщать «она только приняла таблетки» таким тоном, что сразу становилось ясно, в чем тут дело.

Тут Лариса поняла, что загнала себя в серьезную ловушку, из которой теперь уже нет выхода по-настоящему. Капкан захлопнулся. В первый день, во второй и даже через неделю освободиться не стоило никакого труда. Они живут всего лишь на третьем этаже, если вдруг ни одна гуляющая во дворе бабушка не отозвалась бы на ее крики, можно было сплести веревку из простыней или затопить соседей снизу. Да, пришлось бы совершать не самые рутинные действия, и люди покрутили бы пальцем у виска, но всерьез о том, что она сошла с ума в медицинском смысле, никто бы не задумался.

Теперь все иначе. Никита всем рассказал, что с ней не все в порядке. Он человек вежливый, общительный, а дом ведомственный, живут почти сплошь сотрудники НПО. А всем ведь интересно, что там у директора на личном фронте происходит. Сегодня одному сказал, что жена немного странная, зачем-то поперлась в суд и сочинила, будто изменяет мужу с маньяком-убийцей, хотя в реальности такого не было, да и быть не могло. Завтра другому поцокал языком, ах, бедняжка не понимает, где находится. Послезавтра интимно взял под ручку третьего и спросил, не знает ли он хорошего врача, только такого, чтобы неофициально, вдруг это просто нервный срыв, так зачем из-за него Ларисочке всю жизнь портить? А главное – ее саму никто не видит, она не ходит ни на работу, ни в магазин – ясно же, что здоровые люди так не поступают.

Теперь, после такой преамбулы, все ее попытки освободиться будут восприняты людьми как проявление болезни, и психиатрическая бригада не заставит себя долго ждать.

Как только Лариса уехала с мужем в Ленинград, сразу появилась традиция, что она каждую неделю звонит родителям и отчитывается о своем житье-бытье. За все годы эта традиция никогда не нарушалась, и у Ларисы появилась слабая надежда, что молчание окажется красноречивее ее слов.

Действительно, через две недели мама с папой спохватились, но вылилось это только в то, что они позвонили Ангелине Григорьевне, и она в очередном разговоре с сыном попеняла ему, что Лариса совсем забыла родителей.

Никита набрал номер и долго рассказывал Ларисиной матери, в каком угнетенном состоянии находится ее дочь, все время злится и срывается. А мама ему сочувствовала.

Она даже не попросила позвать дочь к телефону.

Закончив разговор, Никита растянулся на диване и потребовал принести ему чаю.

– Обойдешься.

– Я сказал, чаю!

Ничего не ответив, она села за стол в кухне и открыла книжку.

Через минуту он возник на пороге. Руки тряслись, лицо было искажено яростью.

– Немедленно!

– Никита, я не твоя рабыня.

Лариса посмотрела ему в глаза и вдруг поняла, что ей действительно не страшно.

Примерившись, Никита вдруг сильно дернул ее за руку, так, что она вылетела из-за стола и ударилась головой о противоположную стену.

– Делай чай!

– Нет.

Он повалил ее и крепко прижал к полу.

– Ты что о себе возомнила? – зашипел он. – Не рабыня нашлась. Да я тебя убью, и все. Прямо сейчас.

Лицо его оказалось совсем близко, искаженное злобой, с пустыми, будто сваренными в кипятке глазами. Но Ларисе не было страшно. Совсем наоборот, ее наполняла решимость идти до конца и не сдаться, даже если это будет стоить ей жизни. Она рассмеялась ему в лицо, с удивлением понимая, что ей действительно весело.