Дарья Сойфер - Статус - бывшая [litres]

– Простого «да» будет достаточно, – серьезно перебил ее Красков.

Она вырвала из его рук серебристый пакетик, разорвала и, рывками раскатывая безопасность по означенной в инструкции части тела, заставляя Ваню вздрагивать в такт ее движениям, отчеканила:

– Да. Да. Да. Да… – потом замерла и с сомнением покосилась на плоды своих трудов. – Он тебе не мал вообще?.. Может, как шарик, надуть сначала?..

– Так сойдет. – Красков подмял ее под себя, и на ближайшие полчаса все разговоры прекратились.

А кот Рекс, который все это время терпеливо сидел под дверью и ждал, когда кто-нибудь оценит его добычу, печально вздохнул, втянул в себя мышиный хвостик, как длинную макаронину, и размеренной поступью направился прочь. Потому что когда у твоего хозяина наступил март, пусть и не по сезону, приходится самому давиться мышами.

Тане казалось, что кто-то накачал ее гелием. Тело стало легким-легким, почти невесомым, губы улыбались сами собой, и Таня ничего не могла с этим поделать.

Ей было так хорошо, тепло и уютно под Ваниным боком, что не хотелось шевелиться. Могучая мужская грудь вздымалась и опускалась – Красков крепко спал, словно Таня в самый пикантный момент воспользовалась хлороформом.

Какое-то время она наслаждалась тишиной, мягким солнечным светом, следила за пылинками, бесцельно плавающими в луче. Привыкала к новым ощущениям, новым запахам и новому дому. Потом поняла: как бы хорошо ей ни было, уснуть она уже не сможет – слишком отоспалась за ночь. Выскользнула из кровати, чтобы приготовить Ване обед-сюрприз. Пусть знает: не такая уж она и бесполезная, тоже может соорудить что-нибудь съедобное из того, что завалялось в холодильнике. Ступила босой ногой на пол – и в подошву что-то впилось.

Таня зажала рот рукой, чтобы не разбудить Ваню. Только бы Рекс не притащил кость или нечто такое, от чего она потом долго будет мучиться ночными кошмарами. И ей повезло: на полу валялась всего лишь самая обыкновенная связка ключей. Видно, Красков с таким рвением снимал штаны, что ключи вылетели из карманов и теперь заманчиво поблескивали в солнечных лучах.

Нагнувшись, Таня осторожно, стараясь не звякнуть металлом, подняла связку. Ключ от машины? Без толку, Ваня все равно вынул аккумулятор. Эти, похоже, от дома, тот, что поменьше, – от столярки. А вот этот, слегка заржавевший, массивный такой, вероятно, от ворот.

Стоп. Она все еще думает о побеге? А надо ли ей уходить? Хочется ли? Таня покосилась на Краскова: во сне он безмятежно улыбался и выглядел лет на десять моложе. Уютно положил руку под щеку, свернулся клубком, как огромный трогательный ребенок. Теперь Таня знала: он не сделает ей ничего плохого. Человек может лгать и притворяться когда угодно, но не в минуты страсти. И тот факт, что даже тогда Ваня думал о том, чтобы ей было хорошо, характеризовал его лучше, чем подробное досье и послужной список, Таня сомневалась не в нем – она сомневалась в себе. Вот так взять – и спрятаться в домике, сделать вид, что она ничего не знает и не имеет никакого отношения к «Синтезии»? Когда на нее полагается куча народу?.. Нет. Так она поступить не может.

Таня сама заварила кашу мести, сама должна разлить ее по тарелкам и поставить точку в этой истории. И для девочек, и для себя. А если они ломанутся на «Синтезию» и там их скрутят люди из прокуратуры? Ведь это будет выглядеть так, словно Таня сама их подставила! Ей надо предупредить их, и только после того, как ее с Байгозиным ничего не будет связывать, и она будет уверена, что он получил по заслугам, – вот тогда она все объяснит Ване, приедет к нему, поцелует… И он простит. Он не может не простить, ведь сам же сказал, что влюбился в нее.

Аккуратно собрав одежду, Таня прокралась в коридор, спустилась вниз, стараясь не скрипеть ступеньками. Остановилась, прислушалась – тихо. Влезла в Ванины кроссовки – свои туфли искать не было времени, – потуже завязала шнурки. Ведь если она замешкается, если Красков проснется, то он отговорит ее уезжать. А что-то Тане подсказывало: начни он уговаривать ее слишком активно, она сдастся, и все опять закончится в спальне.

Рекс потерся о Танины ноги, она потрепала его за ухом:

– Прости, дружище, в другой раз. Обещаю, привезу тебе каких-нибудь кошачьих вкусняшек.

Таня вышла из дома, бросила прощальный взгляд на окно второго этажа и направилась к воротам. Чутье ее не обмануло: ржавый ключ подошел к замку на воротах. Те скрипнули, выпуская беглянку, и Таня, повесив связку на железный столбик забора, устремилась по дороге прочь так быстро, как только ей позволяли кроссовки сорок пятого размера. Она не знала толком, где находится, зато слышала шум поездов и видела провода железной дороги. Метров пятьсот, не больше. Сердце трепыхалось от волнения, воображение услужливо подкидывало дров: вот Красков просыпается, не находит ее. Бросается вслед, кричит, что больше никогда не хочет ее видеть…