Дарья Сойфер - Статус - бывшая [litres]

Впрочем, она не сильно и лукавила: не будь это Ванин дом или приди она сюда по собственной воле, сказала бы то же самое. Странно было это признавать, но ей и правда нравилось. Когда живешь в бесконечном бетоне и пластике, настоящее дерево кажется глотком свежего воздуха. В нем и дышится легче, и глаз радуется, в кои-то веки видя нечто натуральное.

– Мебель я тоже сам сделал. – Красков подал пшенную кашу и устроился напротив. – Купил лобзик, фрезер, спроектировал… И вот.

– Да ладно!

– Ну да. Это у меня от деда. – Он даже не пытался скрыть, как гордится этим фактом. – И кухню, и кровать. И комод…

– Комод? – Таня ощутила укол совести и опустила глаза, разглядывая, как растекается на ее каше кусочек сливочного масла. Так вот почему он так психанул, когда она громыхала им наверху… Мебель Таня делать не умела, но догадывалась: сделай она даже самую кривую-косую табуретку, за которую школьный трудовик влепил бы ей двойку, никому бы не позволила ее царапать. Неудивительно, что Красков не обратил внимания на прелести женского тела: Таня испортила одно его детище другим, да еще и залила сверху. На его месте она бы даже всплакнула.

– Не парься, я зашлифую – и будет незаметно, – благосклонно успокоил ее Ваня. – И вообще надо было стучаться. Не привык, сама понимаешь. Мы тут с Рексом вдвоем, если у него не мартовский период.

– И долго ты все это делал? – Таня кивнула на самодельный кухонный гарнитур.

– Да. Но я же не постоянно этим занимаюсь, как работа позволяет. По выходным обычно. Сейчас вот делаю сервант в гостиную. Хочу такой резной, под старину, – голос Краскова потеплел, смягчился, как растаявшее масло, морщины на лбу разгладились. – Знаю, не модно, но у бабушки в деревне такой был. С праздничной посудой, которую нельзя доставать. По-моему, уютно.

– Ну, не знаю… – Идея появилась у Тани спонтанно, и теперь она боялась ее спугнуть. Вспомнилась вдруг сказка про Кота в сапогах, где хитрый кошак на спор заставил людоеда превратиться в мышь и съел. И Красков ей сейчас сильно напоминал того великана. – Нереально такое на коленке сделать, – с сомнением мурлыкнула она.

Ваня сдвинул брови: видно, наживка застряла у него поперек горла.

– Чего это нереально? – Он отодвинул недоеденную кашу, и Таня поняла: если уж мужик с аппетитом Робина-Бобина не вылизал тарелку дочиста, значит, его и правда цепануло не по-детски. – Я не на коленке, вообще-то у меня целая столярка.

– А, ну это все меняет, – протянула Таня с сарказмом. – Повешу простыню на стену, назовусь фотографом.

– Хорошо, поищи где-нибудь в Интернете такую мебель! Зуб даю, не найдешь! – завелся Ваня.

– Да как скажешь. – Таня равнодушно дернула плечом. – Сам, значит, сам, верю на слово, – и посмотрела на него так выразительно, чтобы он понял: ни какому слову она не верит.

– О’кей. – Глаза Краскова сузились, на скулах перекатились желваки. – Пойдем, я тебе покажу. Но сбежать у тебя не выйдет, от меня – ни на шаг. Я предупредил!

Вместо ответа Таня подняла руки, демонстрируя полную и безоговорочную капитуляцию. Красков, впрочем, был не дурак и, судя по его лицу, на честное пионерское полагаться не собирался.

– Туфли я тебе не верну, возьми калоши. – Взявшись за ручку входной двери, он недоверчиво покосился на Таню. Что ж, пусть боится и следит в оба глаза, сбегать она не станет. По крайней мере, не сейчас. Прыжки через забор, буераки, незнакомая местность… Зачем ей это надо, когда можно уйти с комфортом? Нет, сейчас Таня поставила себе цель попроще: телефон.

Изобразив смирение, Таня сунула ноги в гигантские калоши. Ноги утонули в них, как кошачьи лапки в сапогах. Ничего, главное – не размер, а хитрость. Шваркая двумя резиновыми корытами, девушка проследовала за своим похитителем на улицу.

Солнечный свет ударил в глаза, Таня, прищурившись, сделала ладонь козырьком. Вокруг дома все утопало в зелени, прогретый летний воздух пах жасмином и хвоей. Красков, видно, все силы бросил на постройку дома, потому что участок казался не слишком ухоженным: кусты явно давно не стригли, раскоряченные старые яблони покрылись лишайником, а трава местами доходила до колена. Единственным пятном цивилизации были грядки в стороне у забора, да и те трудно было назвать образцовыми. Из пышного ковра сорняков торчали вверх мясистые луковые перья и метелки укропа.

Несмотря на то что ландшафтным дизайном Красков не заморачивался, его небрежный в своей буйной растительности участок радовал глаз больше, чем вылизанные под чупа-чупс деревца и извечные бархатцы в городских скверах. Таня сразу мысленно нарисовала извилистую мощеную дорожку между старых яблонь, широкую крытую веранду, на которой можно было бы вечерами гонять чаи со смородиновым листом. На пустом местечке рядом с жасмином хорошо бы поставить мангал. Но не такой, хлипкий, на четырех ножках-спичках, а большой, из красного кирпича. С навесом. Чтобы влезала большая решетка, а на ней хоть мясо, хоть рыбу, хоть овощи. Чтобы они запеклись на углях – и сразу сюда же, к столу. Длинному и широкому, за которым можно уместить много гостей. А, и еще над ним такие садовые фонарики круглые, чтобы вечером казалось, что это толстые светляки повисли в воздухе…