Дарья Сойфер - Статус - бывшая [litres]

– Вот, чистое белье я постелил. – Он толкнул одну из дверей на втором этаже и щелкнул выключателем. Таня увидела широкую деревянную кровать и комод. Вроде – аскетично и скучно, если бы не цветастое лоскутное одеяло, которое удивительным образом делало скупую холостяцкую обстановку по-домашнему уютной. – Если захочешь помыться, – он вытащил полотенце из ящика комода, – душ и туалет за дверью. Горячая вода есть. Только бумагу в унитаз не бросай, у меня септик.

– А ты где будешь? – Таня задумчиво покосилась на полотенце: горячий душ был бы сейчас кстати, но раздеваться в доме этого маньяка, зная, что поблизости ни единой живой души, не хотелось.

– Боишься спать одна? – Ваня изогнул бровь, истолковав ее вопрос превратно. – Могу и тут лечь, никаких проблем. Если ты не храпишь, конечно.

– Господи, какое же ты чудовище! – с чувством произнесла она, закатив глаза.

– Стараюсь, – польщенно ухмыльнулся он. – Не парься, я лягу внизу, спецом диван заказал. Другие комнаты еще не успел обставить. И подглядывать за тобой не буду, если ты об этом. Ну… – Он окинул ее взглядом и подмигнул: – Скорее всего.

– Отлично! – фыркнула Таня. – Буду спать в одежде.

– Как хочешь. Только туфли отдай.

– Что?.. Зачем?! – Она сделала шаг назад. – Это что, у тебя фетиш такой?

Красков раздраженно закатил глаза.

– Нет, я сам виноват, – вздохнул он. – Еще когда на работу устраивался, подумал: чокнутая какая-то баба, ну на фиг. Но зарплата, ипотека… Черт бы ее подрал.

– Это я-то чокнутая?!

– Ну а кто? То ты на Байгозина надышаться не можешь, то вдруг решила его танком раскатать. Горе тому мужику, кого ты полюбишь по-настоящему, потому что накосячит – и все. Кирдык. – Он мотнул головой, будто пытаясь избавиться от неприятных мыслей. – Знаю, ты меня все равно сейчас не услышишь, но я скажу. Я не маньяк и не извращенец. Привез я тебя сюда, чтобы ты не сорвала «Синтезию». И хочешь верь, хочешь нет – это для твоего же блага. А туфли мне твои нужны, чтобы ты ночью никуда не сбежала. Ферштейн?

Таня какое-то время смотрела на Краскова, сердито сопя, потом, не произнеся ни слова, сняла туфли и сунула их ему. Пусть подавится. Нашелся тоже, самый умный и уравновешенный. Для ее же блага! Забота восьмидесятого уровня. Если уж кому горе и кирдык, то исключительно той женщине, которую Ваня полюбит по-настоящему. Этот от любви может и в кандалы заковать, а кормить через капельницу, чтобы вилкой не поранилась.

– Спокойной ночи, – кивнул Красков и исчез за дверью, а Таня еще долго прожигала взглядом то место, где он стоял. И твердо пообещала себе: с первыми лучами солнца она выберется отсюда, даже если придется идти до Москвы босиком, и вот тогда ее похитителю не поздоровится.

Таня честно собиралась встать как можно раньше, полагаясь на биологические часы. Да, глупо было рассчитывать на что-то без будильника, но, во-первых, она и без того привыкла просыпаться рано, мама с детства называла ее жаворонком, а во-вторых, всегда плохо спала на новом месте. Сколько ни ездила с Байгозиным по городам, какие бы комфортабельные отели ей ни попадались, всегда ворочалась и радовалась рассвету, потому что больше не надо было метаться под чужим одеялом и выжимать из себя хоть капельку сна для приличия.

Однако этой ночью, едва коснувшись головой подушки, Таня отрубилась так крепко, что никакие внутренние часы, никакой синдром жаворонка не помогли ей сдержать обещание, данное накануне самой себе.

Ей снилось, что она крадется из дома Краскова посреди ночи, лезет через забор и попадает в глухой лес, чащу с буреломом. Продирается через сухие колючие ветки, выходит на пустынную трассу, ищет людей – и никого не находит. Даже заправка – и та заброшенная. Зато там, у заколоченной кассы, стоит старый убитый мотоцикл. Таня садится на него, заводит, тот громогласно урчит, но отчего-то не трогается с места.

И это урчание двигателя во сне было таким реалистичным, что Таня открыла глаза и с удивлением обнаружила, что мотоцикл и заправка – пропали, вокруг нее – все те же деревянные стены, а вот звук она по-прежнему слышит. Сев в кровати, Таня огляделась и поняла наконец, откуда исходит урчание: прямо на постели у нее в ногах сидел здоровенный мохнатый кот с разодранным ухом и, не мигая, смотрел на нее своими янтарными глазищами.

– Господи… Ты откуда здесь? – выдохнула Таня.

Кот, не шелохнувшись, продолжал гипнотизировать ее взглядом, как Красков в день собеседования. Таня покосилась на дверь – закрыто. Окно – тоже. Так что либо у нее на кровати урчал призрак кота, либо этот зверь с внушительным боевым прошлым умел превращаться в жидкость и протекать под дверью, либо Ваня заходил в комнату, пока она спала. И ни один из этих вариантов Таню не радовал.