Зоя Богуславская - Предсказание

Муська изнывала от ревности к его горячим денечкам без нее, ей снились так и не сбывшиеся прогулки с Френсисом по Барселоне и то, как он показывает ей тот знаменитый храм Саграда Фамилия (Святое семейство) скульптора-поэта Антонио Гауди, репродукцию которого возила всегда с собой; воображение дразнили головокружительные танцы в местных рок-клубах по вечерам, когда проваливаешься в неведомое и пьянеешь от счастья.

В бреду Френсис вскрикивал, греб руками. «Что же это, кто ты?» – спрашивала она себя, обливаясь невидимыми слезами. Ее мальчик, ее любовь. В последние дни он отощал до неузнаваемости, ее пальцы легко касались ребер. Теперь, когда он пытался доплестись до туалета, синий, переливающегося шелка халат, который так шел к его шее и плечам, висел, как на чучеле.

Муська совсем выдохлась от его признаний, уже с трудом перенося запах экземных ран, которые не затягивались. Теперь-то ей открылась правда. Она вспомнила сотни мелочей, непонятных, неожиданно раздражающих, которые она приписывала иностранным привычкам. И то, как мужчины смотрели сначала на него, когда они стояли рядом, и всегда здоровались с ним первым, как опускал он глаза, стоило кому-то обратить внимание на женщин, его всегдашнее внимание к собственной внешности – одежде, волосам, и то, как тщательно повязывал шейный платок. Ее охватывала паника, она думала о том, как ужаснулись бы, узнав правду, ее родные и подруги (в первую очередь Гелена). Надо быть современнее, успокаивала она себя, терпимее. О скольких знаменитостях, да и просто прекрасных, талантливых знакомых из шоу-бизнеса, балета и спорта судачили про это. А рядом кое у кого из них появлялись семьи, росли дети. Как-то Френсис сказал ей: «Те, кто в меньшинстве, всегда будут отзывчивее к чужой боли. Они-то знают по опыту, что значит быть гонимым». Муська с удивлением переспросила: «А тебя кто-то гонит?» – «Нет, конечно».

Сейчас, сидя рядом с ним, она уже твердо знала: не могли их отношения быть подстроенными, фальшивыми. Что угодно, только не это. Но чаще она спрашивала себя другое: кто тот ублюдок, о котором Френсис думает неотступно, исступленно в эти последние дни своей жизни? Она вслушивалась в его бред о веселом непотребстве на концертах, о тусовках в открытом ими бистро под названием «Тяжелый рок», и всегда в его бреду присутствовал этот тип, «владевший электробасом, как маг», «танцевавший, как бог».

В том клубе они плавали в бассейне, шалея от сигарет и случайных партнеров, которых «на другой день можно было и не узнать».

Приходя в себя, он бормотал: «Несколько человек исчезли… Я не задумывался. Понимаешь, это же игра… Фантастические ощущения, касания в воде». Его голос то возникал, то затухал – скрипучий, незнакомый. «Кто-то в темноте тебя любит, особенная нежность, ни с чем не сравнимая, ни к чему не обязывающая»… Он оправдывался: «В мужские клубы тебя бы не пустили. Там женщины не нужны». Лоб его покрывался обильной испариной, лицо искажала гримаса. «Сейчас все лопнуло». «Мы стали бояться свободной любви». «Все, все умерло для нас»… «Секс умер».

И в то ничем не примечательное утро стояла жара, сильный ветер бил в жалюзи, непрерывно и громко шурша перекладинами. Когда она вернулась из аптеки, он попросил апельсиновый джус.

– Что это, – спросил, – ураган? За окном? – Он смотрел на нее строго, с пронзительной нежностью. – Знаешь, – произнес, – я ведь с ума сошел, увидев тебя… я понял, что пропустил, какая безумная участь. Поверь, я отчаянно сопротивлялся. Мне думалось: какое я имею право, почему ты должна отвечать за мою жизнь? Я говорил себе: поздно, моя жизнь ее не вмещает. Но все оказалось не так. Я не смог преодолеть тебя. Ты все вытеснила… А потом… болезнь, кто ее мог предсказать? О боже. Прости меня ради Христа.

Он смотрел на нее. Ясно, не моргая.

– Жизнь прекрасна и в непогоду. В ней, слава богу, есть все. – Голос его окреп, одышка исчезла. – Живи, дорогая. Из каждого дня возьми все, что можешь…

Выпростав руки из-под одеяла, он снял с пальца кольцо, попробовал перекинуть через голову цепочку с крестом, не смог, закашлялся. Так и затих с раскрытым ртом.

Она застыла возле него, забыв, где она, что ей предстоит. Потом сняла с него нательный крест, спрятала кольцо. Под подушкой обнаружила конверт с надписью: «Родителям».

Родители Муську не интересовали. Но она машинально, не осознавая окружающего, все выполнила. Когда его предки появились после похорон, она хмуро наблюдала их суету. Как собирали его вещи, больше всего заботясь, чтобы все записали в бумагу, почему-то важную для них, и чтобы в ней не было сказано о диагнозе. Им была нужна официальность, подтасовка, они ее получили: «Смерть наступила в результате отека легких, осложненного сердечной недостаточностью». Его предки хотели избежать неприятностей, расходов, огласки. Вот на это, чтобы не было огласки, они кинули достаточно баксов.