Зоя Богуславская - Предсказание

– А если ты хочешь серьезно, то не знаю, что с тобой делать. – Он задумчиво разглядывал кончик ботинка. – В жены ты мне не годишься, я тебя не люблю. Да и ты ко мне особой страсти не испытываешь. Так? В экономки тебе не с руки, да и рано. – Ему стало жарко, он расстегнул ворот рубахи, освободил галстук. – По гороскопу ты кто? Забыл. А… Телец. Значит, «к концу недели счастливая любовь, неожиданные новости, успехи на поприще бизнеса». – Он расхохотался своей шутке. – Хотел тебе помочь, но ты не даешься. – Он взял ее за подбородок, поднял опущенную голову. – Ну? Что будем делать?

– Кинусь на остросюжетные курсы, – процедила Муська. Через минуту злость и обида отступили. Она распаковала сумку и, внимательно оглядев себя в зеркале, направилась в ванную.

Спустя месяц Муська втянулась в занятия, успешно осваивая законы экономики, новую технику. Иногда она появлялась в НТЦ, чтобы понаблюдать, как новый преподаватель учит поступивших, забегала и во вновь оборудованное помещение фирмы. Глаз радовала темно-вишневая, итальянского дизайна мебель, из живых березок аллея в кадках, она наслаждалась кайфом удивительного сервиса: посылкой факсов, электронной почтой, DHL, ксерокопированием. Получить дымящийся кофе из автоматической кофеварки не составляло проблемы. И все же к самой деятельности фирмы она была равнодушна. Уже через месяц Муська совмещала занятия на курсах с работой. Об отселении в снятую комнату речи больше не было. Они перешагнули черту раздельности.

Как-то, примчавшись днем, он упомянул о приеме в ресторане, обронив что-то о необходимой парадной экипировке: «Купишь вечернюю шмотку и еще что-нибудь», и выложил на это солидную сумму. Муська насторожилась («длинные тосты, официальщина, все друг друга обнюхивают – тоска»), она вспомнила ночные гулянья с Френсисом, быть может, ей пора выходить на люди, освобождаться от наваждения. Она вертелась перед зеркалом в новом платье, с удивлением обнаруживая незнакомое лицо взрослой, привлекательной женщины, и внезапно в ней вспыхнуло желание нравиться. Для бодрости она глотнула шампанского и, когда Виктор Михайлович вернулся, уже отбросила последние сомнения. С недоумением он прислушивался к ее голосу, напевавшему веселую мелодию, пока она наводила марафет.

После этого банкета случайное их сближение обрело постоянство, они спали уже в одной постели. Муське нравилась грубоватая быстрота его движений, мощная безальтернативность секса. Его стремительность походила на пеленание младенца, когда руки матери уверенно собирают, группируют тельце новорожденного в вытянутый тугой кокон.

Были ли для него их отношения только «разрядкой», или их обоюдная одержимость становилась ему все необходимее? В себе Муська не пыталась разобраться. Что связывало ее с Виктором Михайловичем? Ей все еще далеки были и стиль, и цели его жизни. Ради чего надрываться и перенапрягать себя с утра до вечера? Деньги, карьера, власть? – задавалась она вопросом. Как бы и то, и другое, и третье, но было что-то еще в подобной необъяснимой одержимости, какая-то иная пружина толкала этого мужчину на конвейер, где каждый раз он рисковал сломать себе шею. Живя с ним рядом, Муська не могла не ощущать притягательность этого безостановочного темпа жизни, этого безудержного стремления к цели и уверенности в поступках. Но подчас что-то находило на нее.

– Тебе не хочется сбежать на время от родного коллектива? – спрашивала.

– Смотря для чего.

– Ну хотя бы на недельку остановиться, побыть одному.

– Естественно, хочется, – смеялся. – Они мне все осточертели, впрочем, как и я им. Но, понимаешь, это, как сказал какой-то умник о женщинах: «Ах, и с ними невозможно, и без них никак нельзя».

– Еще как возможно, – не соглашалась Муська.

Ей казалась однообразной эта жизнь в окружении вечно спешащих мужчин, карьерно озабоченных женщин. С тех пор как она работала среди них, старательно выполняя заданное на день, она вроде бы чувствовала себя спокойной. Кончились идиотские комплексы, страх неизвестности. Но все равно она словно выполняла повинность, ей было смертельно скучно, пока поздно вечером он не возвращался домой.

Вскоре Муська приспособилась жить своей, отдельной от него жизнью. Комнату, которую он ей отвел, она оборудовала на свой лад. Привычные книги на полке, словари (уже бесполезные), сборник рассказов и пьес Чехова, «Сага о Форсайтах» Голсуорси, два желтых томика Агаты Кристи. На самом верху, рядом с английским разговорником, водрузила для форсу толстый сборник Ахматовой и для себя – тощий молодого поэта Игоря Иртеньева, которого видела однажды по ящику, лохматого, веселого. Пока он читал стихи наизусть, она чуть от смеха не упала со стула. А вообще-то современную литературу она не хранила, прочитывала и раздаривала.