Антон Леонтьев - Гордость и преступление

Со всей силы пнув пустую пивную банку, которая стояла на бордюре около его дома, Шон снова икнул и запустил руку в карман.

Ключей от квартиры там не было.

Пришлось вызывать службу для вскрытия дверей, канителиться, торговаться, возмущаться. И, заплатив наличными беспардонно высокую сумму, Шон наконец-то смог закрыть дверь своей квартиры и, повернув ключ в новом замке, так дорого ему обошедшемся, вдруг заметил большой ярко-желтый конверт с гербом, который кто-то в его отсутствие просунул ему в специальную щель в двери для корреспонденции.

Икнув, Шон повертел конверт в руках. Наверняка реклама. Однако его глаз профессионала замер на гербе. Это ведь королевский, если он не ошибается.

Нет, не ошибался.

Только вот вряд ли ему написала ее величество королева. Или пришло уведомление из Букингемского дворца, что на него подают в очередной раз в суд за клевету и искажение фактов?

Шон быстрым движением вскрыл конверт и вытащил оттуда прозрачную пластиковую папку, в которой содержались какие-то документы с печатями и подписями, а также белоснежный лист плотной бумаги, почти картона, на котором был вытеснен королевский герб.

Такое можно заполучить только в Букингемском дворце, это он знал точно. Ну, или украсть оттуда.

Что он знал еще точнее.

Ага, никакая не официальная бумага, а послание от осведомителя! Причем, судя по всему, осведомителя из Букингемского дворца. Такого рода посланий, засунутых прямо в почтовую прорезь в двери, Шон не получал уже лет десять, если не все двадцать.

Сейчас же все работают только по интернету, терабайты цифрового компромата сбрасываются одним нажатием «мышки» на анонимные серверы в странах, о существовании которых он даже и не подозревал. Все это выставляется на всеобщее обозрение во Всемирной паутине, люди читают, изучают, ужасаются…

А вот так, совершенно старомодно, прямо в духе Букингемского дворца, ему компромата никто давненько не присылал. А то, что это был компромат, Шон, по мере чтения послания протрезвевший, понял сразу.

Профессиональное чутье.

Послание, отбитое — Шон даже умилился — не на принтере, а на печатной машинке , причем какой-то допотопной модели, судя по изящным витиеватым буквам, с западающей «К» и щербатой «О», гласило:

«Уважаемый мистер Фэллоу, любезный сэр!»

« Любезным сэром» его никто никогда не называл, разве что в незапамятные времена мать, тетка суровая, которая сразу же после этого начинала бить его тяжелым шлангом от стиральной машинки. Мир ее праху — и матери, и той стиральной машинке в их крошечном домике на рабочей окраине Шеффилда, где он родился и вырос.

Без отца. Убитого букингемской мафией и лично коронованной грымзой.

« Ценя Вас как выдающего журналиста и бескомпромиссного глашатая истины, спешу довести до Вашего драгоценного сведения некоторые реальные факты, кои — и Вы можете убедиться в этом благодаря копиям документов, приложенным к сему посланию, — свидетельствуют о том, что Королевская Семья утаивает от общественности важные факты, не имея никакого права на подобную манипуляцию информацией и спекуляцию любовью и уважением своих подданных… »

И так далее и тому подобное в претенциозном, давно вышедшем из моды стиле, с постоянным упоминанием Королевской Семьи (причем всегда — с заглавной буквы), крайне корректно в выражениях, однако по сути мерзопакостно и цинично. Причем, как отметил Фэллоу, в отличие от основной массы коллег владевший правописанием и пунктуацией первостатейно, без единой ошибки!

Без единой!

Было бы интересно знать, кто мог накатать почти две страницы старомодных фраз, сплетенных в длиннющие сложноподчиненные предложения, не допустив при этом ни единой ошибки, и Шон Фэллоу, несмотря на свой гадкий характер, расцеловал бы этого человека в обе щеки, однако это был вопрос важности второстепенной .

Первостепенной важности был вопрос о том, что же, по компетентному заявлению пасквилянта, подписавшего послание «Друг из Дворца», утаивалось королевской семьей от общественности.

Раскрыв прозрачную папку, Фэллоу принялся изучать цветные копии документов. Еще не завершив просмотра, он заурчал от удовольствия. Надо же, какая редкостная удача! Если это правда, то он нанесет «фирме» сокрушительный удар.

Просто сокрушительный.

Вот именно — если. А если нет? Если это элегантная подстава, рассчитанная на то, что он, не перепроверив информацию, тотчас даст ее в тираж, а потом окажется погребенным под лавиной судебных исков.