Филип Грин - Держи его за руку. Истории о жизни, смерти и праве на ошибку в экстренной медицине

— Ничего — все уже собрались.

Он кидает мне халат, и я подхватываю его.

Осмотр я закончу позже.

Вслед за дежурным я выхожу из палаты. Перед второй смотровой столпились трое полицейских, два врача скорой помощи и мужчина в велосипедном шлеме. Они о чем-то спорят. В смотровой уже стоит каталка, и я замечаю пару потрепанных велосипедных кроссовок. И вороны тут же начинают собираться на проводах…

Я вхожу в комнату, где раздаются рыдания. Здесь собрались четыре поколения одной семьи. Старик в ковбойской шляпе, патриарх семьи, сидит на кровати. Когда я вхожу, он кивает, и три поколения, не говоря ни слова, выходят.

Мужчине в шляпе, похоже, около девяноста. На нем коричневая фетровая ковбойская шляпа «стетсон». Это парадная шляпа. Фетр чистый и гладкий — ни грязи, ни жира, как на рабочей шляпе ковбоя. На тонком кожаном ремешке справа серебряная пряжка. Мужчина явно подготовился к посещению больницы.

— Доброе утро, — здороваюсь я. — Я доктор Грин из приемного покоя.

Он смотрит на меня светло-голубыми глазами. В них есть приятная прозрачность бескрайнего неба. Они похожи на перевернутый голубой купол над огромной прерией, где расположились ранчо фермеров. Я вижу, как старик моргает, пытаясь сосредоточиться. В уголках глаз образуются морщинки, похожие на корни дерева, и от этого глаза становятся еще ярче и глубже.

Но мое внимание привлекают усы. Широкие пышные усы — идеальное отражение полной симметрии. Кончики усов сужаются и молодецки закручиваются вверх.

— Здравствуйте, док.

Старик медленно поднимается, древние кости громко скрипят и щелкают. Он протягивает мне правую руку.

Я ее пожимаю.

Рука старика крепкая. Он и сам крепок даже в девяносто лет. Ладонью я ощущаю жесткие мозоли. Целая жизнь в работе с проволочными изгородями, канатами и упряжью не прошла даром.

— Эймос, — представляется он.

Я киваю.

На шее старика галстук-боло. Черный плетеный кожаный шнурок, похожий на кожаную ленточку на шляпе. Концы шнурка скреплены серебряной пряжкой в виде бычьего черепа. На старике чистая, выглаженная белая рубаха с длинными рукавами. Я думаю, не воскресенье ли сегодня? Он выглядит так, словно идет в церковь в своем лучшем костюме.

— Что случилось с Шелли? — спрашиваю я.

Старик бледнеет.

Мы подходим к кровати.

На кровати на спине лежит старая женщина. Она пристегнута к оранжевой доске. На шее белый пластиковый воротник, установленный медиками скорой помощи. Воротник не дает ей двигать шеей — это важно, если какие-то кости сломаны.

Воротник придуман не для комфорта. Он помогает нам удерживать пьяных, травмированных и агрессивных пациентов. Маленькой старушке он не подходит по размеру. Верхняя его часть скрывает ее подбородок и губы. Она шевелит губами, как кролик, который щиплет морковку в огороде.

Раздается стон, и мы подходим ближе.

— Она упала, док.

Старик медленно качает головой и хватается обеими руками за поручень кровати. Лицо его обвисает. На мгновение я представляю, как он через изгородь смотрит на больное животное, лежащее на земле.

Я встаю напротив и берусь за поручень с другой стороны. Старик поднимает правую руку и начинает подкручивать кончик уса большим и указательным пальцами. Это бессознательное действие. Теперь я понимаю, почему у него такие тонкие кончики усов.

Жена стонет.

Мы оба смотрим на нее. Волосы у нее выпали, и теперь она почти лысая. Осталось лишь несколько длинных белых прядей. Они покраснели от крови, текущей из раны на лбу. Мы видим, как цепочка капель крови течет по виску, оставляя идеально прямую красную линию.

Эймос вытаскивает белый платок и осторожно вытирает кровь. Женщина смотрит на него, потом на меня.

— Дэвид? — произносит она.

Он не отвечает и снова вытирает кровь.

— У нее деменция? — спрашиваю я, уже зная ответ.

Я прочел ее карту до прихода.

Он тяжело вздыхает и отвечает:

— Десять лет ада, док.

И снова вытирает кровь.

Эймос рассказывает мне, как это случилось впервые. Тогда он целый день занимался скотом, а вернувшись вечером, застал жену во дворе. Она бродила в поисках сестры.

Сестры, которая умерла пятьдесят лет назад.

Он рассказывает, как ей становилось все хуже. Как она начала забывать выключить плиту, воду в ванной. Как она забыла номер телефона, свое имя, имена мужа и детей. Воспоминания исчезали одно за другим, как коровы, умирающие от чумы.