Алексей Шепелёв - Russian Disneyland

Вся моя надежда на то, что почтенная публика оценит мой рискованный жест: после почти тысячи страниц «взрослых» опусов выпростать из большого брутального мешка истории самые зелёненькие-неокрепшие ростки ошепелёвизма и не почтёт сие за какую-нибудь несуразно постмодернистскую выходку. Тем более, что «фишка уж старая»: на сопоставлении подлинного подросткового текста и комментирующего его современного, как вы помните, построена повесть «Настоящая любовь/Грязная морковь» (1994/2001), дающая, кажется, и ключ к разграничению, так сказать, героя и автора… Однако!.. Только вот сейчас отрыв в рукописях начало названной повести, чтобы указать дату, удостоверился в том, что я почему-то предполагал и чего боялся (ведь тогда и предисловие надо было б писать по-другому): обе повести написаны в том же самом 94-м году! Ну что я могу сказать? – наверно, в хронологии собственного творчества я, как и многие графоманы, не сильно так силён, я не литературовед, не критик, моё дело написать, ну ещё, может, издать… Могу добавить к вышесказанному только ещё некоторые сведения, о которых только что вспомнил и которые, пока рядом архив, могу уточнить.

В августе 1995-го, готовясь к поступлению на юрфак, меж усиленных занятий, сбиваясь, я накатал небольшую повесть «Козырн о й валет», с криминальным, можно сказать, сюжетом. Поступив (всё же) на другой факультет, я показывал её упомянутым кружковцам, а также С. Е. Бирюкову (руководившему куда более благообразным кружком), но все как-то не реагировали, и я сам что называется сказал на неё рашпиль , благополучно забыв. Но однажды, на тетьем уже курсе, мне пришла гениальная (?) идея объединить «Валета» с «РосДиснейлендом», а заодно и добавить туда всё, что возможно, про бабаню, её домик и проч. И этим убивался не один заяц: в «Диснейленде» как-то до конца непонятно (вернее, в начале, где отсутствуют первые две главки), из-за чего учитель служит ученикам – и, увы, отнюдь не в евангельском смысле. Просто говорится вроде, что он совершил какое-то преступление, которым юные следопыты его и шантажируют, и раз он так старается, то видимо что-нибудь серьёзное, может быть, даже и убийство (это теперь-то я могу представить и понимаю, что судя по всему нечто более тривиальное, напр., прелюбодеяние с несовершеннолетней или кражу) … А в «Валете» напротив, героя-протагониста, юродиво-тёпленького мыслителя-мага от сохи, насколько помню, кто-то в конце повести убивает (или, что ли, он просто загадочно исчезает, и, по-моему, даже с намёком на то, что самоё автор тоже может быть в подозрении причастности к этому – «дабы завладеть его знаниями», почерпнутыми сим интригующим Валетом в прочитанных, а изложенными в написанных им книгах, да ещё в таинственном его ноу-хау – некой доске навроде шахматной с вписанными в клеточную иерархию символами; по сюжету что-то наподобие рассказа Г. Ф. Лавкрафта «Наследство Пибоди») – а кому это нужно (неужели автору? птьпфу, бяка!), никак не объясняется. Тогда пришло мне на ум сделать небольшую инверсию: учитель укокошил дурачка-философа, «дабы ЗЕЗ» (сцена в стиле убийства Троцкого, подсмотренная через набоковское окошко-щель), а ученики (те же самые в основном!) этим его и шантажируют – т. е. начать с «Козырного» (а там почитай вся жизнь героя описана, начиная с бурной молодости), продолжить «РосДиснейлендом», а закончить ещё кое-чем. Вот вам и роман. Тогда исполнил только с дюжину страниц начала. Не знаю, может ещё и напишу.

Ещё одно: первая вставная главка (13-я) – подлинный отрывок из романа, который я тоже начал писать, датированный 93-м годом. Стихи тоже подлинные, написанные, правда, не в шестнадцать, а в тринадцать лет, причём для этих моих лет это был факт фактически единичный (данное стихотв. написано ночью 18—19 августа 1991 г.! ); на создание поэтических текстов-миниатюр вместо прозаических я как раз стал переходить в шестнадцать лет. Что поделать, наивно-слюняво-дегенератского лиризма и я был не чужд (правда ограничился всего дюжиной текстов, не больше); но текст этого отрывка ещё читается как плохой перевод потому, что был зашифрован. Году в 92-м, начав писать «про девочек», я изобрёл для вящей конспирации собственный шифрованный алфавит – криптограммы его довольно похожи на прописную латынь, или на её польскую или чехословацкую какую-то поросль… Но чтобы его было труднее декодировать, я сразу ввёл в него гениальный принцип «от гриба» (естественно, тогда он ещё не имел такого названия): некоторые буквы имели не одно обозначение, а два или три, все абсолютно равноценные, могущие в тексте варьироваться как угодно безо всякой закономерности. Шифр помешал прозрачности, наглядности строф.