Алексей Шепелёв - Russian Disneyland

Через несколько мгновений, на каком-то особенно большом толчке, всё кончилось, она – кажется – заорала, впившись ногтями мне в ляжки, я прикусил язык, и тут же мы остановились, и едва мы успели надвинуть штаны, как уж распахнулась дверь… и грянул свет, и с молниеносной вспышкой мысли «Постойте: а что, если наушники мы надели сами (ведь непонятно, был ли шум мотора или тишина: такой был гул в ушах и передоз эндорфинов!..), а детишки, наоборот, всё слышали?! – представляю!..» я проснулся…

Итак, как мы помним, в начатом предисловии мы остановились на том, что юношу и начинающего писателя Морозова, как и всякого подростка, привлёк феномен винопития.

…Но скажу сразу, что заинтересовало оно меня не само по себе, а как алгоритм некоего альтернативного поведения и восприятия реальности, то есть, ни много ни мало, открытие новых горизонтов бытия – ну и конечно, и творчества – ведь теребить котов далее стало вовсе никак невозможно 22.

Уже тогда, в старшие школьные годы, проявилась в моей писанине социальная критика, замешанная на ироничном, почти презрительном отношении к природе человека – однако, исконно не без сочувствия и лиризма (отчасти, наверное, всё же привитых на уроках литературы), а главное поскольку и ещё-ещё раньше именно прозревал в интересных личностях её, натуры, неоднозначность и двойственность, если не тройственность; ещё вроде проявилось немало от смехового начала, от хоть чего-то читанного – из классики и детективов – экшн-сюжетность, а далее откуда-то – вездесущий эротизм (даже в кошачих гисториях к двенадцатилетнему возрасту автора явилась некая кошечка Дымка!..); рефлексия уже присутствует, а вот метафизика и богоискательство едва-едва только проклёвываются.

Именитых уже в узких или не совсем кругах «Чертей на трассе» я написал 13 марта – 1 апреля 1995 г. (по другим данным, ’93 или ’94, что всё же маловероятно); рукопись с лит. правкой начала – август 1997. Этот рассказ я перепечатал потом на машинке, пытался куда-то посылать, с ним же фигурировал на филфаке… Конечно, талант мой никто не оценил 23. Оценила его только Репа (О. Т.) – так мы с ней, с ним, и познались (месяца через три бессловесного сидения за соседними партами) – он даже друзьям своим его «зачитывал», и «все дохли» (кажется, среди них как раз был Санич). Потом О. К., О. Фролов, другие… – и именно «Черти…» зачитывались на наших самодельных литературных вечерах (пьянках) кружк а«имени Зелёной бутылки с бычками» в так называемом «курятнике». Поэтому сам этот «настр» 24некоторого всё же постгоголевского, шаржированного изображения, но всё же и позитивного в чём-то, художественного отношения к жизни сей, её пародирования, театрализации (от скуки да немощи наверно?!..), а дальше почти кастанедовского служения, в особенности описанного сим сказителем/документалистом метода «неделания», по-нашему «профанации» (термин переосмыслен в идеологии-эстетике «ОЗ»), пошёл именно от расписываемого здесь сочинения. К тому же новелла оказалась созвучна (я не отрицаю, что и под влиянием) великому роману «Мастер и Маргарита», по которому мы все (О. К., О. Ф. и я) писали выпускные сочинения, дипломы и рефераты, и который особенно сильно и избирательно ценил О. К., не особенно ценивший наш с О. Ф. творческий поиск, а особенно и избирательно – мой. Видимо поэтому я и считал это произведение хронологически первым, а про другое почти забыл. Но суть не в этом.

…К обеду третьего дня я не выдержал – встал (был уже оч. слаб) и выжрал в сенях заржавевшую воду из умывальника – там её было ровно две протекающих пригоршни. Хочется сказать, что это меня и вернуло к жизни, но вообще-то процесс был более длительным… Но тут я вспомнил, чт оможет вернуть меня к ней – вспомнил, что «в последний раз» (в сентябре 1999 года, когда я приходил в пустой дом уехавшей, увезённой родственниками, бабушки – как раз забрать рукописи стихов, а после написал стих «Автобиография/автогеография») за печкой (а вернее, плитой) я припрятал книжку одного психолога или мага, «дающего положительную установку». Книженция была формата А4, на плотной бумаге и с большими белыми полями – и я пару раз уж начинал её использовать для записей каких-то своих произведений, а потом и открыл для себя оригинальный жанр – отвечать на высказывания оригинала и комментировать их. Ответы были, конечно, афористичными (ну, условно говоря, на нечто среднее между « Жить надо по благодати » и « Ради успеха надо трудиться с максимальным напряжением всех сил» писалось «Вот и х… й-то, б… ть!» – что поделаешь, молодой был, не понимал…), а какие были комментарии, я уж и представить сейчас не могу.