Вячеслав Прах - Храм мотыльков [litres]

Вбили в нее гвоздь. Стене может быть больно, когда в нее вдруг вбивают гвоздь, когда заколачивают какую-то непонятную эмоцию, издалека похожую на море Звезд на острове Ваадху. Запахом эта эмоция напоминает что-то до боли знакомое, уже вдыхавшееся ранее тысячу раз, что-то такое, без чего невозможно вдруг вспомнить себя. Целый букет, из которого попросту невозможно вырвать что-то одно и дать тому название. К пластмассовой женщине вдруг осторожно притронулся робот.

– До вечера, Мэри, – сказал доктор Фредерик Браун, когда открыл глаза и не обнаружил рядом свою супругу. Мужчина, который открыл в себе способность чувствовать, Дом, который больше не отравлял ничью душу, Крепость, из которой больше никому не хотелось бежать.

– До вечера, Дон, – он поцеловал своего сына в лоб и пообещал никому не рассказывать об их маленьком секрете.

– Буду ждать твою новую историю, – сказал в ответ ребенок, которому не нужны были ни книги, ни тетради, ни учителя. Самый обыкновенный мальчик, сирота, которому нужен был только папа.

Сегодня был понедельник, а потому в лечебнице было огромное количество врачей, которые толпились в коридорах и носились, как проклятые, по палатам своих больных. В больнице сегодня было шумно и суетливо, как на городском вокзале. Никто из здешнего персонала не проявил к доктору Брауну особого интереса, желания с ним дружить или хотя бы даже завести разговор. Фредерику казалась, что это доктор Стенли подговорил весь свой персонал, с которым он проработал много лет, устроить ему, доктору Брауну, бойкот. Ведь причина для этого действительно была серьезная, у главного врача этой больницы, ставшего для многих молодых психиатров примером и даже вторым отцом, хотели украсть кабинет и кресло. Хотели сломать, выбросить на улицу и сказать человеку без имени: «Входи, мы найдем для тебя место».

Кстати говоря, и сам виновник торжества появился в поле зрения доктора Брауна, когда тот неспешно подходил к палате миссис Норис.

– Доброе утро, доктор Браун.

– Доброе утро, доктор Стенли. Чем обязан?

– Как дела с пациентом из тридцать шестой палаты? Узнали что-нибудь интересное о нем?

– Как вам сказать. У меня есть догадки, но чтобы их подтвердить и поставить этому человеку диагноз, я должен провести с ним еще несколько сеансов. У меня ведь есть время?

– Время есть. Но я вижу, что ваши сеансы не дают никаких плодов. И пока, если смотреть правде в глаза, доктор Браун, ваше присутствие в этой больнице совершенно бесполезно.

Я искренне надеюсь, что в скором времени что-то изме…

– Он потерял свою семью. И утверждает, что не владеет гипнозом, а я пока никак не могу понять, зачем вы надели ему повязку на глаза и оставили в таком положении?

– При каких обстоятельствах ваш пациент потерял семью, вы выяснили?

– Обстоятельства не имеют никакого значения, доктор Стенли.

Старший товарищ посмотрел как-то неодобрительно на Фредерика.

– Это еще почему?

– Важно не то, как погибла семья, а важно, испытывает ли он чувство вины по этому поводу. Или я не прав?

Доктор Стенли поправил очки на переносице и одобрительно кивнул своей яйцеподобной головой.

– Вы совершенно правы. Вам удалось это выяснить?

– Да, он испытывает чувство вины.

– Хорошо, хорошо, это уже что-то. Он наотрез отказывается со мной разговаривать, этот ваш… А в последний раз он вообще заявил, что ему восемьдесят лет.

Нет времени копаться в его голове, но я…

– У него явное раздвоение личности.

– Вы готовы уже поставить диагноз, доктор Браун?

– Пока нет, но в скором времени.

– Работайте, доктор, работайте. Я очень расстраиваюсь, что в моей больнице лежит непонятно кто. Я люблю, когда всему есть свое название.

И да, кстати, доктор Браун, вы ведь сейчас направляетесь в палату миссис Норис? Верно я понимаю?

– Да, а в чем дело?

– Я вам запрещаю впредь посещать ее.

Фредерик сначала сильно нахмурил брови, затем выдохнул и улыбнулся.

– Почему?

– Потому что это не ваш пациент. У миссис Норис есть свой лечащий доктор, который уделяет все свое свободное время только ей одной. Это называется методом абсолютной концентрации на единственном пациенте, если вы уже забыли! И с вашей стороны очень нехорошо привязывать ее к себе, ее уже приручили, доктор Браун, оставьте ее в покое.

Главный врач развернулся, чтобы уходить, но Фредерик положил ему руку на плечо.

– Приручили? Вы думаете, что вы сейчас говорите? Она что, собака, по-вашему, чтобы ее приручали?