Джонатан Франзен - Конец конца Земли

В этот «водоворот» уже кануло четыре десятка лет жизни Лиз. Она возглавляет «Фонд тайко»; они с Брюсом уже огородили тринадцать участков леса, причем семь из них – целиком за свой счет. Теперь там прекрасно себя чувствуют не только морские птицы, но и дикорастущая флора, и птицы, обитающие на суше – например, прекрасные чатемские голуби, которые некогда едва не исчезли с главного острова, теперь же их больше тысячи, – вдобавок Брюс подчеркивает, что охрана природы идет на пользу и сельскому хозяйству. По его словам, лесная изгородь помогает защитить водоемы, обеспечивает скоту укрытие в бурю, да и овец так проще собирать в стадо. Когда я насел на него с вопросами, почему семейство овцеводов все-таки решило взвалить на себя эту ношу – спасти три редчайших вида морских птиц, да еще ценой стольких усилий и трат, он лишь плечами пожал.

– Если бы этого не сделали мы, – ответил он, – этого не сделал бы никто. Нам стоило большого труда найти тайко. Отчасти это наша заслуга, но нам помогали и другие жители Чатема: на острове заинтересовались птицами.

– Это же замечательно, – подхватила Лиз. – Теперь буш защищают в десятки раз больше людей, чем двадцать пять лет назад.

– Да и не начни мы тогда, – добавил Брюс, – следующему поколению пришлось бы гораздо труднее.

Основное различие острова Чатем и мира, в котором живет большинство из нас, заключается, как мне кажется, в том, что островитянам не составляет труда представить себе морских птиц. От огороженной прибрежной территории «Фонда тайко», куда вскорости начнут возвращаться молодые чатемские альбатросы, чтобы обхаживать самок, до острова Те-Тара-Кой-Коя всего два часа на катере. Там, на головокружительно высоких скалах, под которыми обрушивается на поросшие водорослями камни синий океан, чернобровые альбатросы заботятся о пушистых серых птенцах. А в небе кружат на огромных крыльях и ловят потоки ветра многочисленные взрослые альбатросы – на такой вышине они кажутся не больше чаек. И вряд ли их кто-то когда-то увидит.

Единственный мой ночной кошмар, повторяющийся много лет, – о конце мироздания, и выглядит все так: посреди плотно застроенного современного города с чертами Нижнего Манхэттена я лечу на реактивном самолете вдоль авеню, где все очень странно. Невозможно, чтобы здания по обе стороны не обре́зали мне крылья, невозможно лететь на такой малой скорости. Хотя путь постоянно перегорожен, каким-то образом мне удается то круто повернуть, то поднырнуть под пешеходный мост, но вот впереди вырастает небоскреб – такой высокий, что надо взлетать вертикально, иначе я в него врежусь. Набираю высоту, но до ужаса медленно, небоскреб надвигается, вот уже он несется мне навстречу, и тут я с невыразимым облегчением просыпаюсь в своей постели.

Но во вторник 11 сентября пробуждения не было. К ближайшему телевизору – и смотреть. У людей вроде меня, которых нельзя назвать уж совсем хорошими, вероятно, сталкивались в голове несовместимые миры. Помимо ужаса и скорби из-за увиденного, могло быть детское огорчение из-за того, что твой день пошел насмарку, эгоистическое беспокойство из-за последствий для твоих финансов, восхищение столь блестяще задуманной и столь безошибочно осуществленной атакой или, что хуже всего, завороженность грозным великолепием зрелища.

Не важно, плясали или нет какие-то палестинцы на улицах. Где-то – в этом нет никаких сомнений – художники смерти, спланировавшие атаку, наслаждались жуткой красотой падения башен. Годы мечтаний, трудов и надежд остались позади, и теперь они испытывали такое удовлетворение, о каком только могли позволить себе молиться. Возможно, некоторые из этих торжествующих художников прячутся в разрушенном Афганистане, где средняя ожидаемая продолжительность жизни едва дотягивает до сорока. В том мире, проходя через рынок, невозможно не увидеть взрослых мужчин и детей, у которых нет одной или двух конечностей.

В этом мире, где силуэт Манхэттена теперь жестоко поврежден и где обгорелые руины атакованной части Пентагона напоминают Кабул, я пытаюсь вообразить себе то, чего воображать не хочется: сцену в каком-либо из самолетов за секунды до столкновения. В кабине террорист возносит благодарственные хвалы Аллаху, ожидая мгновенного перехода из этого мира в иной, где гурии не замедлят вознаградить его за славный успех. В салоне сгрудившиеся в хвосте американцы дрожат и стонут, и многие, несомненно, молят своего Бога о диаметрально противоположном исходе. А затем, мгновение спустя, как для захватчика, так и для захваченных наступает конец мироздания.