Майкл Задурьян - В погоне за праздником

Джон презрительно скалится и снова рыгает.

Что происходит в служебной машине? Я извожу себя подозрением, что Кевин и Синди и впрямь могли объявить нас в розыск. Несколько месяцев назад оба решили – наверняка на одном из своих заседаний под девизом “Что нам делать с мамой и папой”, – что Джону больше не следует водить машину. Кевин даже попытался вывести из строя нашу старенькую “шевроле импалу”, но он нас недооценил. Джон поднял капот, я отыскала тот проводок, что Кевин выдрал, и мы быстренько починили свою лошадку. Даже если отпрыски давно вышли из подросткового возраста, родителям все еще приходится доказывать, что они вовсе не такие дураки, какими их считают. После этого Кевин и Синди на некоторое время заткнулись, но несколько недель назад снова подняли вопрос, постановив: “У отца пора отобрать права”. Тут-то мы и ударились в бега.

Джон снова включает двигатель и уже готов нажать на педаль газа, но я протягиваю руку, поворачиваю ключ и вытаскиваю из замка зажигания.

– С ума сошел? – шиплю я на мужа.

– Дай сюда чертовы ключи, – требует он.

– На что ты рассчитываешь? Удрать от него на нашем динозавре? Устроить гонку преследования, как в новостях показывают?

Джон смотрит на меня с такой ненавистью, что мое сердце разбивается вдребезги. Сейчас он врежет мне – после стольких совместных лет. И тогда мне придется его убить. Прежний Джон прекрасно знал, что я так и поступлю, но знает ли этот? Я сжимаю ключи в кулаке, готовая ко всему. И тут полицейский снова появляется в зеркале заднего вида.

– Цыц! Он возвращается! – предупреждаю я, следя за тем, как растет в зеркале одетая в форму фигура. Полицейский подходит к трейлеру сбоку.

– Мне показалось, вы хотели от меня удрать, – говорит он с улыбкой и вручает Джону права и регистрацию. – Все в порядке. Будьте осторожнее на дороге. Не покидайте свою полосу и не превышайте предписанный лимит скорости, договорились?

Я в очередной раз улыбаюсь полицейскому, изо всех сил изображая “милую старую леди”.

– Непременно. Огромное вам спасибо. Хорошего дня.

Я провожаю его глазами. Он садится в служебный автомобиль и уезжает. Меня бьет дрожь, все тело обмякло. Такое облегчение, что нас не объявили в розыск или что там делают в “Адам-12” [7] “Адам-12” – комический криминальный сериал (1968–1975). .

– Где ключи? – Джон шарит по всем держателям стаканчиков и щелям на приборной доске. Долго будет ковыряться. Он забил весь фургон гаджетами. Какими-то магнитными штуками, компасами, дозаторами… Чудо, что мы сами-то поместились.

Я резко бросаю ключи ему на колени.

– Ой! – вскрикивает Джон, хватаясь за свой пах.

– Поехали, Барни Олдфилд! [8] Барни Олдфилд (1876–1938) – американский гонщик.

Не успели тронуться – и снова останавливаемся. Я увидела вывеску музея шоссе 66 в Клинтоне и разрываюсь между двумя желаниями: поскорее добраться до Техаса – и осмотреть этот музей. Когда подъезжаем ближе, решаю, что стоит передохнуть после гонки с легавыми.

– Заглянем в музей, – предлагаю я Джону. Что-то он скажет? Не взъерепенится ли?

– А? Окей. С виду неплох.

Музей в самом деле выглядит неплохо. Современный, гладкий, множество стеклянных панелей посреди наскучившей равнины. В передней витрине – блестящий красный кабриолет.

Мы паркуемся, Джон помогает мне выйти из трейлера. Я прихватываю трость. Чувствую я себя не очень-то, но решаю не обращать внимания. Днем я не приняла таблетки, слишком занята была: то обжиралась хот-догами, то препиралась с представителем власти.

По пути мы проходим мимо памятника идиоту с лассо, Уиллу Роджерсу. Мне уже намозолил глаза этот тупоголовый, а до Калифорнии еще добрая половина пути. Надо отдать им должное: в музее оказывается полным-полно экспонатов. Даже слишком . Заполнен каждый квадратный дюйм. Старинные автомобили, мотоциклы, драндулет, на котором преодолевали Пыльную чашу, на бамперах бурдюки с водой; гигантские снимки, ржавые номера, старые билборды, не говоря уж о звенящих автоматах бензоколонки, мигающих светофорах, мерцающих вывесках отелей. Тут же еще принадлежавший хиппи фургон “фольксваген”, раскрашенный баллончиками в сто безумных цветов, глазам больно смотреть.

Вскоре мы уже бродим из зала в зал как в тумане, перегруженные всеми этими звуками, красками, вспышками света.

– Что-то нехорошо мне, – жалуется Джон.

– Да и мне тоже. Пошли отсюда.

Впервые у нас разболелись головы от музея.