Уже косоватый, по-прежнему правильный, покачиваясь пошёл обратно на кухню. За стол.
Снова пил. Чем-то закусывал. Пытался понять в телевизоре. Вроде лесовика деревьями – окутывался табачным дымом.
Наконец, задавил в блюдце окурок и открыл мобилу. Смотрел, не узнавал морду Агеева. Надавил на неё. Слушал гудки, покачивался. «Да», – ответил Агеев.
– Прости, – сказал одно только слово. И вырубился. Сполз со стула.
– Ало, Евгений! Ало! – добивался ответа Агеев в мобильнике, валяющемся на полу. – Ало! Где ты находишься? Евгений! Ответь!
Уже подходили с детьми к своему дому.
– Что он сказал? – спросила Мария.
– Днём он сказал мне «пошёл на», а сейчас сказал – «прости». И вроде как упал. На пол. Как это понимать, Маша? Сердечный приступ?
Агеева смеялась до слёз. Ваня крутил головой, ничего не мог понять.
– Ладно уж. Занеси Юльку и дуй, – разрешила супруга. – Не похоже на Женю, но явно напился. Подними его, если на полу, и уложи спать. Но не надерись там сам опять!
– Да что ты, Маша! – уже торопился с Юлькой в подъезд Агеев. Мол, как ты могла даже подумать такое!..
Друга застал уже лежащим на тахте. В спальне. До горла закрывшегося пледом. С выглядывающими ручками. Вцепившимися во весь стыд.
– Что же ты, а? – начал было Агеев.
– Я облажался, Гена, – перервал его лежащий. – Полностью. Я говнюк, Гена.
– Не встал, что ли?
– Да нет. Не в этом дело.
Несчастный искал новые сравнения себя с фекалиями:
– Я дерьмо, Гена. Болтающееся в проруби. Никак не могущее затонуть.
– Да объясни ты, чёрт подери, что произошло между вами!
– Тебе не понять, – уводил полные слёз глаза несчастный.
Только в кухне, выпив полстакана, смог более-менее внятно рассказать о себе и Кузичкиной. О встрече Нового года. Но о ночных геройствах своих – ни слова. Так же, как и о висящей шляпке на люстре сегодня. Просто было вчера – и всё.
– Ну так радуйся, Женя, радуйся, – после рюмки закусывал Агеев. Обсасывал любимое куриное крылышко: – Теперь у тебя есть женщина. Ты – человек.
– Но я оскорбил её, Гена, оскорбил! На всю жизнь!
– Господи, да чем же?
– Об этом нельзя говорить, нельзя. Невозможно, – только мотал головой. С дрожащими красными соплами, весь на старых дрожжах – опять пьяный.
Да, по части женщин – со сдвигом чувак. Правда, что как это самое. В проруби. Которое ни туда ни сюда.
– Ну-ну, успокойся.
Поднял. Повёл обратно в спальню. Табак сразу смирился, замолчал. Но на тахте разом ударил храпом из запрокинутой глотки.
Эко его! – морщился Агеев. Кое-как повернул на бок. Но и в стену сразу ударило. Начало пробивать. Перфоратором.
Как же они спали вместе? – невольно думал Агеев.
Табак опять затаился. Не приходил и не звонил. Уже несколько дней.
Кузичкина растерялась, она что теперь – свободна, не занята, соломенная вдова? Тут для закидона искала и нашла в интернете способ, как избавиться от храпа, простой способ, эффективный (молотком по голове, что ли?), а ему, оказывается, уже ничего не надо – храпеть будет один, свободный.
Позвонила Агееву. Но тот сразу напустил таинственности, туману:
– Он строит, Маргарита Ивановна.
– Что строит? Где?
– Сарай. Вернее, поправляет. После ветра недавнего. Сарай покосился, падает, Маргарита Ивановна, – говорил сваха. Говорил ласково. Как ненормальной в дурдоме. Успокаивал. Мол, сейчас мы примем таблетку, ляжем в кроватку и будем сладко баиньки.
Кузичкина задохнулась на миг. И выдала:
– Да пошли вы оба, знаете куда! – И швырнула мобильник. Куда-то в комнату.
Ревела. В бессилии стукала кулачками стол.
Однако в тот же день явились оба. На площадке Табак словно пятился, толкаемый сзади другом. Как на амбразуру шёл. С цветами:
– Здравствуйте, Маргарита Ивановна! Вот мы к вам. Решили заглянуть.
Отступила:
– Проходите. Раздевайтесь. – Сказала равнодушно, с полным безразличием. Никто здесь ни от кого не скрывается. В отличие от некоторых.
Пока два друга раздевались и шептались, в комнате прислонилась к шифоньеру. Ждала в позе спокойной йоги – руки скрещены на груди, ноги – завёрнуты в крендель.
– Это вам, – подал цветы Табак.
Кивнула, мол, ага, положила букет на тумбочку. Снова стала в спокойную позу к шифоньеру.
Гости присели к пустому столу. Вежливо, но солидно. Опять вроде бы сватовство началось. По новой. Сват и жених. У вас, уважаемая Маргарита Ивановна, товар, то есть – вы, а у нас вот – купец. (Да где купец? Где? – смотрела Кузичкина со скрещенными на груди руками и не думая накрывать на стол.) Но сват не сдавался. Впаривал. Мол, сорвало крышу. Ветром, Маргарита Ивановна. (Ага. Сорвало. Только у кого?) Жених молчал, пыжился. Ему положено.
Читать дальше