Леонид Лушников - След заката

Большой деревянный ящик с ручками по торцам парни бережно передали из кузова мужикам. Трифонов и Боровой деловито распустили бока, обнажая вспыхнувший на солнце белый цинк. Зоя, беспамятная, повалилась боком на гремящее железо. Из плохо пропаенного шва сочился едкий, тошнотный трупный дух, забивая дыхание. Блики от цинка больно били в глаза, опухшие от слез. У Зои тряслась голова, словно у параличной. Алексей силой оторвал ее от гроба, увел в дом. Петр Семенович еле-еле сдерживал подкатившие к горлу горькие, как полынь, рыдания. Бабы ревели в голос. Егорка, до этого стоявший возле гроба молча и недвижимо, неожиданно громко заверещал, как подстреленный зайчонок, и кинулся прямо через заплот на зады. За ним рванулся Павел. Братишку он поймал возле леска, окаймляющего сток старицы, в лето пересохший и песчаный. Он прижал трясущееся от рыданий тело, шептал:

— Ну, тихо-тихо! Успокойся. Ты же мужик!..

— Вырасту… стану военным! — визжал Егорка. — Убью чеха! Убью!.. Убью!..

К дому подошли обнявшись. Кто-то дал попить колодезной холодной водицы из ковшика. Губы постукивали о край, пока Егор жадно глотал пересохшим ртом воду.

Над округой висела тяжелая тьма. Зоя ходила по избе, протягивая руки, обезумевшими глазами смотрела куда-то в пространство и без конца толмила:

— Саша!.. Сынок!.. Сашень-ка-а-а!..

Велико и неизгладимо горе матери, потерявшей родное дитя. Алексей не мог смотреть на это. Дрогнув губами, он с большим трудом перешагнул порог дома, словно великая усталость спеленала ноги, вышел во двор. «И опять подружке моей досталась горькая доля! Что за жизнь?!»

Мужики пытались протиснуть гроб в сени, ворочали так и этак.

— Зря мучаемся! — в горячности проговорил Боровой. — В сени занесем, а в избу как?!

— Выламывай простенок, мужики! — визгливо выкрикнул Петр Семенович, тряся непокрытой головой. Седые волосы взлохматились, как у завалящего пса. — Ломай!.. Все едино…

В это время подъехали на райкомовской машине Назаров и Березин. Лица их были хмуры. Печать горя беззвучно задела крылом всех. Трифонов, совсем трезвый, заводя ломик в паз простенка, обернувшись, выспрашивал:

— Как это Пыльнов сдался?!

— А никак! — проговорил с силой Березин. — Украли мы из морга гроб… Старшина мужик смелый. А Анвар Галимзянович ребят из ДОСААФа организовал! — и к Алексею: — Тащи трос… Машиной подцепим и вывалим простенок. А так прочухаемся! Пыльнов уже, наверное, рвет и мечет!

Завели в оконные проемы трос, дернули грузовиком. На землю посыпались выломанные рамы, бревна простенка, так любовно выложенные в первый год Алексеем, поднялась пыль. Катерина с Верунькой на руках пятилась к заплоту, шептала:

— Господи! Прости нас, грешных!..

Петр Семенович багром откатывал бревнышки с дороги. Матвей Егорович ладил приступок. Только взялись заносить цинк в простенок, как на улицу на полном ходу ворвался уазик Пыльнова, начальника районного отдела госбезопасности.

— Легок на помине! — неприязненно проговорил Лазарев, будучи не в ладах с самого начала с Пыльновым.

Все сразу притихли.

— Кто разрешил?! — заорал Пыльнов, едва только вывалившись из кабины, пяля на людей свои невыразительные сталистые глаза. — Я приказал на кладбище! Старшина!.. Пойдешь в дисбат!

— Я вам не подчиняюсь, товарищ майор! — с тихой злобой произнес старшина, еще больше бледнея, глядя с надеждой на Березина и Назарова.

— Сгною!.. Груз вернуть… — и тут только заметил подходивших к нему Березина и Назарова, осекся на полуслове.

— Чего шумите? — спокойно проговорил Назаров. — В доме покойник.

— Но приказ!..

— Уезжайте немедленно! — тихо, но внятно проговорил Николай Петрович, еле-еле сдерживая себя, отворачиваясь от Пыльнова. — Разберитесь на бюро, Анвар Галимзянович…

Пыльнов, съежив тонкие губы в гузку, глядя на всех с нескрываемой злобой, боком тронулся к своей машине, все ускоряя и ускоряя шаги, не выплескивая недовольство, думал: «Еще посмотрим, кто в районе хозяин!»

Трифонов, подошедший к Назарову со спины, проговорил, взмахнув рукой в сторону уезжавшего Пыльнова:

— Он вам этого не простит!

— Ничего. Врагов у меня достаточно… Одним меньше — другим больше! Думаю, на жизнь особо не повлияет.

Скорбными делами занимались до вечера. На другой день, ранним росным утром, тихим и теплым на диво, похоронили Александра Александровича Березина на Белых берегах, рядышком с отцом. Мужики, собрав ружья, дали тройной залп, взбудоражив дроздов, кормившихся на известняковых кручах переспелой дикой вишней. Позднее, когда уже опал лист в таежных урманах и обнажилась ярко-красная ягода калины, свисавшая до земли голыми кистями, Петр Семенович и Алексей соорудили над могилкой из молодых лиственниц подобие маленькой часовенки с крестом на куполообразной макушке, крашенной густо под золото, а внутри поставили подсвечник. Ветра тут редкие. С одной стороны Белый берег, весь заросший тополями, с другой — уходящая вдаль полоса тайги, с увалами и вершинками по каменистым хребтинам. До поздней зимы светлел огонек свечки, не затухая, даже в лютые морозы, встав на лыжи, Зоя тропила лыжню к сыну. И потом, когда уж и сил не стало отгребать сугробы, мать ставила свечку в часовенке у ворот. Теперь пути с бабкой Говорухиной скрещивались почти каждый день…