Иосиф Райхельгауз - Игра и мука

Информация о демонстрациях в украинских городах полна героического пафоса. Но я хорошо знаю по своему родному русскоязычному городу Одессе, что выходят на эти демонстрации максимум несколько тысяч человек недовольных своей жизнью и перекладывающих свое недовольство на власть. Этим людям кажется, что в России их ждет лучшее будущее. То есть то, что не сделала за них украинская власть, сделает российская. Но за них никто и никогда ничего не сделает. Даже если они присоединятся к Европе или станут 51-м штатом США. Миграция существует во всех странах, и это нормально – люди ищут свое место и не всегда находят его на родине. Поэтому уверен, что сегодня нужно не закрывать границу, тем самым усложняя условия работы украинцев у нас и россиян на Украине, а наоборот: дать возможность свободного выезда и въезда. Причем с обеих сторон! Когда мы грозно демонстрируем боевую технику, пугаем «газовой атакой» (в смысле отключения от газовой трубы), а в ответ получаем рассказы про войска НАТО, мы чего добиваемся? Чего хотим? Войны? Или все-таки способны на нормальное добрососедство? Способны проводить гастроли не показательно, а просто потому, что это нормально?

На Крещатике недалеко от Майдана стоит пианино, выкрашенное в желто-голубой цвет. Люди подходят, играют, слушают, идут дальше. Пусть оно стоит. Хай грае. Вот именно хай, а не…

18 мая 2014 года

Бывает встанешь утром – и мысли сами собой, не управляемые и почти не контролируемые, начинают зреть, формулироваться, вступать в какие-то спонтанные, случайные связи… Вдруг пришло в голову: эх черт, жалко, что творческая концепция нашего театра не предполагает постановку классических пьес. А то, как здорово было бы поставить пьесу Брехта «Страх и отчаянье в Третьей Империи»!

Бежит моя собака Билл… Привет, Билл, привет дорогой, дай-ка я тебя поглажу… Какой-то ты сегодня тихий. А было время, когда ужас наводил на всех, особенно на «иностранных» рабочих, строивших террасу нашего дома. Ту самую террасу, Билл, с которой ты в понедельник вечером нагло, вероломно выкрал огромную баранью ногу из казана! Выкрал и съел, подлец, оставив на дне ошметки овощей, в которых эта нога тушилась. А потом прибежал, как ни в чем не бывало, и никак не мог понять, за что я на тебя сержусь. Не мог… Не хотел! Все ты отлично понял. Но показал нам всем: ты силен. И то, что ты такой тихий и интеллигентный (насколько интеллигентным может быть искусственно выведенный лабрадор) – это обман, не верьте, «иностранные» рабочие, он запросто может напугать.

…А то вот еще «Голый король» Шварца. Даже удивительно – как она могла быть написана в нашей стране, да еще и поставлена неоднократно! А как бы она читалась сегодня?

Мысли, не управляемые, не контролируемые, спонтанные, случайные…

21 мая 2014 года

В детстве я ужасно не любил кладбища, боялся их. Был уверен, что земной жизни нет конца (это как в стихотворении Степана Щипачева на смерть Сталина, которое я читал в детском саду: «Сталин – это жизнь, а жизни нет конца…»). Судьба меня щадила, в школьные годы столкнулся со смертью лишь однажды – когда погиб мой одноклассник, прыгнувший в море со скалы, и эти похороны стали одним из страшнейших впечатлений моей детской жизни.

С этой боязнью кладбища я начал учебу в ГИТИСе. В один из первых наших выходных мой однокурсник, никому тогда не известный Толя, а ныне один из самых знаменитых режиссеров мира Анатолий Васильев, сказал: «А поедем на кладбище». Я удивился и поехал. Это было Переделкино. Мы ходили вдоль могил Пастернака, Гроссмана, Корнея Чуковского… Впервые посетило ощущение конечности жизни, которое я вдруг не воспринял как нечто страшное. Наоборот, смерть показалась частью мира и природы, естественным продолжением жизни.

Потом я стал бывать на кладбищах часто. В разных городах, в разных странах. Оказалось, кладбище очень многое может сказать о жизни общества, его культуре, традициях, ценностях, мировоззрении.

Вчера у меня (редчайший случай) выдался выходной. И я решил пойти на могилу своего папы. Он похоронен на маленьком деревенском кладбище в Матвейково. Там лес, пруд рядом, тишина удивительная. Я как-то даже не подумал, что многие в этот день пойдут на кладбище – пасха. И действительно народу было много. Хотя на этом кладбище похоронены и мусульмане. И рядом с крестами нередко встречаются полумесяцы. А мой папа лежит под простым гранитным камнем. Все здоровались, приветливо, доброжелательно, охотно одалживали друг другу какие-то инструменты, предметы для ухода за могилой, предлагали помощь. Лица этих людей сильно отличались от угрюмых раздраженных физиономий, которых полно в московском метро. Хотя, конечно же, это были те же люди, но этот день и это кладбище делали их другими. Здесь нам было нечего делить, не в чем уличать, обвинять и упрекать.