Иосиф Райхельгауз - Игра и мука

Мои дети – дочь и зять – купили в Болгарии квартиру. Теперь приходится ездить туда периодически на отдых. Сначала ходили на пляж возле дома. Там – одни русские. Каждый второй узнает тебя в лицо. Ощущение, что даже в Москве нет такого количества узнаваний.

В последний день я говорю:

– Ребята, давайте куда-нибудь на заброшенный пляж уйдем.

Мы долго шли и дошли до какого-то места, где были камни и несколько детей. Я радостно стал плавать. Вдруг появляются усатый дядя с тетей, русские. Дядя нехорошо так смотрит на меня и говорит что-то тете. И я понимаю, что меня опять узнали. А он все нарывается на взгляд. Я глаза отвожу, упорно делаю вид, что его взглядов не замечаю. Наконец, когда мы уже собираемся уходить, он идет наперерез и говорит:

– Я никак не могу вспомнить. Вы похожи на режиссера с такой фамилией… Вот не помню фамилию – такая непроизносимая. Вы понимаете, о ком я?

– Нет, понятия не имею. А вот вы похожи на Якубовича. Вы не Якубович?

– Вы не первый говорите. Не, я не Якубович. А вы не можете вспомнить, что за фамилия? Как-то на Р… Рай… Не русская такая.

Я говорю:

– Нет, не помню…

Дядька помолчал, огляделся по сторонам.

– Ну да, конечно, он-то хрен бы сюда приехал в этот срачник.

Моя дочь Маша Трегубова вернулась с очередной церемонии вручения Национальной театральной премии «Золотая Маска» – самой главной и престижной театральной премии страны. Она была номинирована за лучшие костюмы в спектакле театра «Школа драматического искусства» «Тарабумбия». За режиссуру этого же спектакля был номинирован выдающийся художник и режиссер Дмитрий Крымов – Машин учитель, сын гениального Анатолия Эфроса.

Я на этой церемонии не был. Придя домой, застал Машу, растерянную и смущенную.

– Что с тобой? Тебе не дали?

– Вот именно, что дали. Мне дали, а Дмитрию Анатольевичу – нет. Мне ужасно неудобно.

Я говорю:

– Ну хорошо… А кто еще получил?

– Боровский…

– Саша?

– Нет! Давид Львович. За вклад в театральное искусство.

– Подожди, как это Давид Львович?! Он же умер!

– Да, – Маша становится все печальнее и печальнее, – это как бы посмертно. За него Саша получил. Он грустно так взял «Маску» и сказал: «Маска есть, а папы нет…»

Я чувствую, что Маша сейчас разрыдается. И говорю:

– Не расстраивайся – у тебя вот и папа есть, и «Маска» есть.

На что Маша, вздохнув, отвечает:

– Хуже всего Крымову – у него и папы нет, и «Маски» нет.

Лет 15 назад я поставил спектакль в известном Женевском театре Каруж. Он назывался «Поженимся? Да? Нет?» и шел с большим успехом. Со мной очень задолго договаривались – года за три до премьеры. Все даты досконально проверялись, уточнялись, корректировались вплоть до времени пресс-конференции. Где-то года за два с половиной до начала выпуска мне позвонили и попросили согласовать новое время премьерной пресс-конференции – оно сдвигалось на полчаса. Я еще даже не начинал репетировать на тот момент. Было запланировано, что спектакль будет идти в режиме ежедневного проката 26 дней. Так как он хорошо продавался, швейцарцы решили добавить еще один блок. И вот как раз после одного из спектаклей второго цикла ко мне пришла некая дама. Она была русской, но жила в Европе. Познакомила меня с мужем, французом. Выразила свой восторг и пригласила на ужин. Во время беседы за ужином выяснилось, что они живут в Париже, а в Женеве ее муж является представителем интересов Пьера Кардена. Обменялись контактами и расстались.

Не успел вернуться в Москву, как со мной связалась эта женщина и сообщила:

– Мой муж так хвалил ваш спектакль Кардену, что он предлагает поставить у него в театре спектакль.

– Зачем ставить что-то новое? Не лучше ли мне приехать в Париж уже с готовым спектаклем театра «Школа современной пьесы»? Например, с чеховской «Чайкой»?

Через некоторое время – звонок из Парижа: Карден согласен на «Чайку».

И вот мы отправились в Париж. Состав был впечатляющим: Татьяна Васильева, Михаил Глузский, Лев Дуров, Альберт Филозов… Играть должны были ежедневно в течение недели. Нас встретил месье Монпасье – администратор театра. Я готовился к встрече с самим Карденом – для меня вообще было удивительно, что это живой человек, он казался мне каким-то модным лейблом давно прошедшей эпохи. Но месье Карден не появлялся.

В первый вечер зал был не полон. Не было ни журналистов, ни телекамер – кроме парижского представительства Первого канала. Никого из официальных лиц. Я стал допытываться у месье Монпасье – где Карден. От объяснил, что Карден, приглашая не знакомых ему артистов, всегда опасается провала, поэтому не появляется в первый день. Если все пройдет удачно, тогда он придет. А если неудачно, то вы его и не увидите.