Иосиф Райхельгауз - Игра и мука

Несколько дней он даже проработал артистом цыганского театра «Ромэн». Театром тогда руководил Семен Баркан, не самый выдающийся режиссер. После нескольких репетиций Гафт написал:

И уволился.

Был у Гафта и опыт работы в театре Сатиры. Его привели к Валентину Плучеку Андрей Миронов и Александр Ширвиндт. Они друг другу сразу не понравились. Гафт буквально через несколько дней сочинил эпиграмму, которую Плучеку верные люди донесли:

После этого Плучек распорядился Гафта в театр не пускать.

В театре Сатиры работал знаменитый художник по свету – Арон Захарович Намиот. И у этого Намиота был какой-то юбилей. Гафт его очень уважал. Намиот хотел пригласить Гафта. Пришел к Плучеку и попросил, чтобы Гафту в порядке исключения разрешили прийти в театр, выйти, поздравить и тут же уйти. Плучек на беду свою разрешил.

На сцене стояли два кресла – В одном сидел юбиляр, а во втором – Валентин Плучек, который вел представление. Люди выходили, поздравляли, показывали какие-то номера. Подошла очередь Гафта. Плучек не стал его объявлять, а потому сам Арон Захарович представил:

– Меня пришел поздравить мой друг Валентин Гафт.

Гафт вышел на сцену, встал между креслами и продекламировал.

На слове «говно» Гафт кивнул в сторону Плучека.

Разумеется, после этого Гафт уже на самом деле больше не преступал порог театра Сатиры.

Это было в самом начале моей работы в «Современнике». Мой однокурсник и друг Анатолий Васильев начал работать во МХАТе. Мы только получили дипломы. Я репетировал «Из записок Лопатина», он – «Соло для часов с боем». Васильев рассказывал, что у него играют звезды МХАТа: Прудкин, Яншин, Александровская, Грибов, а я ему хвастался, что у меня играют Табаков, Даль, Добржанская и даже Гафт. Васильев сказал, что ему интересно познакомиться с Валентином Гафтом. В свою очередь и Валентин Иосифович мне как-то заметил: «Говорят, твой Васильев гений… Надо познакомиться».

И вот Васильев как-то зашел за мной в «Современник». Возник удачный момент для знакомства. На третьем этаже в переходе, где висела доска расписания, было место для курения. Привел я туда Толю и сказал: «Жди. Сейчас найду Гафта».

Нашел Гафта в репзале – он репетировал сам с собой, ведя какой-то диалог с невидимым партнером. Проводил Валентина Иосифовича на третий этаж. Гафт и Васильев пожали друг другу руки, а я, решив им не мешать, отправился на второй этаж в буфет.

В это время мне кто-то сказал, что меня искала Галина Борисовна Волчек. Я быстро поднялся в ее кабинет, но навстречу мне уже шел Гафт. Показав пальцем вниз, где только что произошла историческая встреча с Васильевым, он тем же пальцем стал выразительно крутить возле виска, демонстрируя, что представленный ему режиссер Васильев больной на всю голову.

Я вернулся в буфет, куда уже входил Васильев. В ответ на мой вопросительный взгляд, он, показывая наверх, где только что оставил Гафта, абсолютно тем же жестом стал крутить у виска…

Так гении оценили друг друга.

Мы поступали в ГИТИС целенаправленно в мастерскую Анатолия Эфроса. Прямо в момент нашего поступления Эфросу на дали набирать студентов. И когда наступил сентябрь, нам начали подыскивать мастера и педагогов. А мы были все ребята с образованием, руководили театрами. Все уже считали себя профессионалами, прекрасно знающими, что и кто нам подходит, а что нет. Когда нам кого-то предлагали, мы гневно отказывались. Однажды нас попросили задержаться в аудитории – должен был прийти очередной претендент на руководство курсом, главный режиссер Московского ТЮЗа Павел Хомский.

Кто-то подошел к доске и мелом написал:

Загадка. На «Х» начинается на «Й» заканчивается.

Отгадка. Хомский.

Зашел Павел Осипович, посмотрел на нас. Увидел на лицах полную недоброжелательность. Попытался что-то о себе рассказать. Недоброжелательность на лицах удвоилась.

И тут Хомский увидел загадку. И сказал:

– Я все понял.