Сергей Юрский - Провокация - Театр Игоря Вацетиса

Л. Ф.Перестаньте, Евгений Павлович! (Отмахивается.) Вы меня прямо в краску вгоняете! (Прикладывает к щекам тыльные стороны ладоней.)

Е. П.Ох, как она пылает, как пылает! (Наливает водку в колпачок.) За блеск ваших глазок! (Выпивает.) Во сколько сегодня?

Л. Ф.Как всегда, Женечка. У нас без перемен. Первый проход в два. Как всегда.

Е. П. (сидящему в кресле) . Чего ждем? Чего глаза пучим? Конца света ждем? Сидим в кресле спиной к событиям? У тебя, Исидор, на руках были все козыри. Чего ты ждал? Тебе были противны простые, естественные решения? Все хотел проявить индивидуальность. Ты ее проявил. От всей души хотел бы тебя поздравить, но не с чем мне тебя поздравлять. Ты молчишь, ты стал немым! А молчишь ты, потому что тебе абсолютно нечего сказать.

Л. Ф.Женя, будьте милосердным! Не надо так…

Е. П.Надо, дорогая, еще как надо. (Сидящему.) Хочешь выпить? Водки хочешь? Хочешь отхлебнуть в память того, как мы с тобой хлебали в наши годы, когда мы еще не были сумасшедшими? Я не о себе, Исидор, я о тебе, знай это! (Выпивает.)

Вбегают Двое молодых, отвязанных.

Оба. Мы успели! Спокойно, мы успели. Здравствуйте, капитан! Добрый день, Лики!

Л. Ф.А вы не хотите поздороваться с Исидором Николаевичем?

Оба. Нет, нет, мы не хотим. Это уже не актуально.

Л. Ф.Исидор Николаевич, это молодые люди, я вам говорила о них – Федор Гиль (Фед.) и Лодейнопольская (Лод.) Они вас приветствуют.

Лод. Ой, только не надо! Только не надо! Смешно даже представить, что я должна наступать себе на горло, чтобы угождать и потворствовать весьма поверхностным оценкам человека, не желающего ничего знать и уважать мнение другого, в данном случае мое мнение. В конечном счете, если на меня плюют, то и мне в высокой степени плевать, пусть даже на седую лысину, потому что я тоже не первый день живу на этом свете, и нечего давить сроками… в конце концов, каждому сроку свое время… в ситуации нашей вечной удавки в виде геронтологических авторитетов.

Фед. Когда я был ребенком, у меня был дед Самсон, по материнской линии. Он показал мне однажды вашу, Исидор Николаевич, фотографию в журнале и сказал: «Видал?! Запомни, всех обойдет на повороте! Всех! Учись, Федя! Любую дрянь учи, как таблицу умножения. Смотри на это лицо и зубри неотступно. А то так и помрешь Еврей Евреичем!»

Лод. Федор, вот к чему ты? К чему ты это все сказал? Вот ты и пишешь так. Ведь в любом тексте – никакой связи ни внутри, ни с чем-нибудь снаружи. Сначала одно, а потом вообще хрен знает что. Лишь бы взять слово, а что с этим словом делать, тебе это абсолютно не важ…

Фед (перебивает) . Заткнись, подруга! Не звени серьгами! Мне-то как раз скрывать нечего. Понимать надо, вертеть шарами! Стейк не для травоядных! Отрицание отрицания! Поняла?

Л. Ф. (взглянув на часы, грозит пальчиком) . Без двух два.

Е. П. (Феликсу, указывая на сидящего) . Он тебе еще понадобится. Тогда я тебя прижму, и темно будет в том углу, в котором прижму я тебя.

Л. Ф. (смотрит на часы и грозит) . Без одной!

Фед. А Блюм будет?

Лод. Пошли, пошли, пора.

Фед. Так Блюма нет?

Е. П.Я его видел из окна. Он шел сюда. Но он шел пешком, а я ехал в троллейбусе. Разные скорости.

Л. Ф.У Цецилии Аркадьевны опять не будет пары. Что поделаешь. Прошу, прошу, пора!

Все уходят в правую дверь, кроме сидящего в кресле.

Грянул полонез, и справа налево парами пошли:

Леокадия Федоровнаи Евгений Павлович.

Лодейнопольскаяи Федор Гиль.

Цецилия Аркадьевнас воображаемым партнером.

Все четко серьезно приседают на ударном такте. Цецилия Аркадьевна смотрит весьма злобно. Процессия проходит через всю сцену и исчезает в левой кулисе.

Пауза.

Слышно пение птиц. Сквозь разрез в заднике протискивается Ангел-хранитель( А. Х.) – немного суетливый ухватистый мужичонка, лет сорока. Он в хитоне, на спине маленькие прозрачные, чисто декоративные крылышки.

Ангел-хранительвглядывается в напольные часы в углу комнаты. Щурится. Видимо, плохо видит. Протягивает к часам руку жестом благословения. Часы бьют два раза медленно, потом пять быстро.

А. Х. (удовлетворенно) . Два часа пять минут. Пять минут третьего. (Спохватившись.) Как здорвьице ваше, Исидор Николаевич, осведомиться позвольте? Вид хороший, слава Господу. Глаза так и сверкают. Только что-то вы больно порозовели… Э-э-э! Не давление ли у вас на подъеме? Мы его мигом таблеточкой, казарчиком импортным и пришибем, и на место поставим… (Хлопотливо роется в торбочке, которая при нем.) Исидор Николаевич, родненький, да у вас не температура ли? (Пробует рукой лоб.) Вроде нет. Может, желудок? А то еще, не дай бог, сама поджелудочная… железа то есть ась?