Сэмми Гронеманн - Хаос

— Может, девушка непривлекательна? — малодушно предположил пастор.

— Да? С такой бы немец и на скамеечку не присел!

— Шутки в сторону! — поразмыслив, ответил Боде. — Поговорим о более конкретном. Тут меня интересует другое: откуда, например, этот еврейский юноша мог так освоить немецкий, чтобы читать Гёте?

— Откуда? Им многое дается без труда, этим школярам-талмудистам! Они же ничего другого не изучают, кроме собственного Корана. В нем есть вся премудрость, считают они. Все остальное они хватают по случаю, походя, не придавая значения. Может, на «Фаусте» он просто учил немецкий.

— Поразительно! А знаете, я испытываю особый интерес ко всему еврейскому. В конечном итоге не напрасно Господь рассеял этот народ по миру. И на нас это налагает в некоторой степени обязательства… обязательства, которые, боюсь, подчас не признаются…

— О святые небеса! — воскликнул Штрёссер, отодвинувшись от пастора и заглядывая ему в глаза. — Обязательства? Особый интерес? О чем вы говорите? Хотя… простите, излагайте дальше.

Боде на мгновение почувствовал себя уличенным, заметив, что сказал больше, чем хотел.

— Послушайте, дорогой доктор Штрёссер, — наконец решился он. — Надеюсь, вы поддержите меня на моем новом поприще с вашим опытом и знанием местной обстановки. Так что вам стоит узнать больше обо мне и моих намерениях. Я покинул родную Померанию и круг любезных друзей и привычных забот по зову небольшой здешней лютеранской общины, следуя высшему предназначению. Я усмотрел и усматриваю в представившемся мне случае именно перст Божий. Известно ли вам, что в свое время я посещал в Берлинском университете семинар по мессианству среди евреев…

— О святые небеса! — прокряхтел Штрёссер. — Так вы тут посланец Божий? Ну, на чужих ошибках не учатся. Удачи в ловле душ!

— Послушайте, господин доктор! — Боде покраснел от негодования. — Шутки кончились! Я вовсе не «ловец душ» и не желаю, чтобы кто-то насмехался над идеей мессианства!..

Штрёссер молча попыхивал трубкой.

— Пожалуй, нам пора обратно, — не дождавшись ответа, поднялся пастор.

Некоторое время они шагали бок о бок, не проронив ни слова, пока Боде не возобновил беседу:

— Право, мне было бы крайне неприятно, если между нами возникнет некоторое недопонимание. Меня, конечно, огорчают многочисленные нападки, которым мы, духовенство, подвергаемся, когда сходим с накатанных рельсов. Видите ли, прежде я говорил о часто отрицаемом долге христиан перед иудеями. Как подумаю о неразумном упорстве наших антисемитов…

— Погодите! — обрадовался Штрёссер. — Значит, мы квиты! Когда дело касается этого, мне не до шуток!

— Вы что, антисемит? — ужаснулся пастор.

— А вы нет? — усмехнулся преподаватель.

— Антисемит? Да Бог с вами, разумеется, нет! Не могу отрицать, что в молодые годы подчас грешил инстинктивной антипатией к этим людям, но теперь я проповедник религии любви, только любви. И ее я несу тем, кто в ней особенно нуждается.

— Антисемиты бывают разного рода. Вы хотите лишить евреев их еврейства, если, конечно, удастся! Вы хотите в семитах убить семитизм. Разве это не есть подлинный антисемитизм?

— Знаете, таким образом мы погрязнем в буквоедстве. Я проповедую учение о спасении. Всех. Включая евреев.

— Ну-ну, поупражняйтесь на собственном опыте!

— Я знаю, что мне еще многое надо постичь. Думаю, все мы можем кое-чему поучиться как раз у евреев. Их непреклонная верность своему учению и законам всегда служили мне примером. Их преданность и благоговение…

— Благоговение? Евреи и благоговение?! Не смешите меня! Настоящий иудей ни перед кем не испытывает благоговения, даже перед своим богом!

— Да, либеральные иудеи Берлина или…

— Ах, кто говорит об этом сброде! — пренебрежительно отмахнулся Штрёссер. — Речь не о тех. Возьмите здешних старых евреев, старых благочестивых евреев… Впрочем, слово «благочестивый» надо взять в кавычки. Благочестия в нашем смысле в них нет.

— Что значит «нет»? Мне казалось, что глубокая религиозность евреев с древних времен может любому служить назиданием. С младых ногтей они начинают читать свои священные книги. Однажды я посетил школу для еврейских мальчиков — хедер, как они ее называют. Естественно, я ничего не понял, и по первому впечатлению этот хедер напоминал школу для негров, какую я однажды видел на фотовыставке в Берлине. Но их религиозное рвение…

— А вы знаете, что эти еврейские маломерки учат с таким «религиозным рвением»? Может, законы брачных связей, которые у них скрупулезно регламентированы, или…