Сэмми Гронеманн - Хаос

— Да? Ну… И какое у вас на данный момент образование?

— Мне придется начать сначала. Если бы я знал, что нужно для поступления в университет, дело пошло бы быстрее. Думаю, хватило бы пары месяцев.

— Что?! Может, вы недооцениваете трудностей? Что вы хотели бы изучать?

— Все!

— Все? Ну… а кем вы хотели бы стать?

Йосл поднял на Якоба недоумевающий взор:

— Стать? Я не хочу никем стать, я хочу знать!

— Ага. Но у вас должна быть какая-то практическая цель? С чего вы собираетесь жить?

— Ах, вон вы о чем! Пока что проживу. Но это не имеет отношения к делу.

Они медленно брели вдоль городской железной дороги и наконец остановились у станции Кайзер-Вильгельмштрассе.

— Мне сюда, — сказал Йосл. — Вы говорили, что можете как-то помочь?

— С удовольствием помогу. С поступлением, да и с остальным. Где вы остановились?

— Шана как раз подыскивает жилье. Много ли нам надо?!

— А пропитание?

— Тоже много не надо. Чуток сухого спирта — вот и горячий чай. На кусок колбасы тоже хватит. Может быть, вы порекомендуете меня на какое-то место, где я мог бы обучать древнееврейскому или каким-то иудейским традициям? Моя жена тоже хотела бы работать. Она, кстати, прекрасно пишет по-русски. Письма, например, и все такое прочее…

— И как же она собирается еще и учиться?

— На все хватит времени.

— Хм. Знаете, обратитесь-ка вы к раввину доктору Розенбахеру…

— Еще один раввин?..

— Он не такой, как доктор Магнус, — улыбнулся Кайзер. — Он из ортодоксальной общины и, безусловно, вас выслушает. Сейчас напишу адрес…

— Не оратор?

— Речей произносит втрое больше прочих. Но, по крайней мере, к ним не готовится. Времени у него хватает на всех. Сами увидите. Во всяком случае, уж точно в курсе, где вашей жене подыскивать место. Суббота должна быть нерабочим днем?

— Ясное дело. А как иначе?

— Ладно. Тогда доктор Розенбахер именно тот, кто вам нужен. Вот адрес, и мой в придачу. Если подойдете через два-три часа, сможем обсудить все касаемо вашей учебы.

— Спасибо. Приду. А сейчас, похоже, у вас больше нет времени?

— Нет. Извините, но сейчас мне самому предстоит читать речь. Я ведь начинающий раввин.

— Вы учитесь на раввина?! И что за речь?

— Надгробная. Человек попал под поезд, у него остались вдова и семеро малолетних детей. А жена, в свою очередь, только что потеряла родителей…

— Какой ужас! Почему вы смеетесь?

— Ха-ха. Это речь в гомилетическом обществе.

— Что это такое? — оторопел Йосл. — Похоронное братство?

— Ни в коей мере! — рассмеялся Якоб. — Общество, где будущие раввины упражняются в красноречии. И случай это вымышленный, чтобы усовершенствоваться в выжимании слезы. Пока!

Кайзер догнал отходивший трамвай, а Йосл остался стоять с открытым ртом.

Вольф Клацке безрадостно таращился на груду сигаретных пачек, нагроможденных на шатающемся столе. Время от времени он вытаскивал из открытой пачки сигарету, морщась, нюхал ее и с отвращением засовывал обратно.

Когда вошел Йосл, Шана, поставив локти на стол и закрыв уши руками, читала книгу.

— Тебе пришли деньги, — меланхолично возвестил Клацке. — Вот квиток. Десять марок. От Левизона. По моему письму, ну, ты знаешь.

Шана отняла ладони от ушей:

— По прошению? Надо отослать их обратно.

Клацке пожал плечами.

— Подпись не разобрать, — покачал головой Йосл, разглядывая квиток. — Может, и Левизон.

— Там адрес, — отозвался Клацке. — Я сверился с моим списком. Маттейкирхштрассе, 8. Это точно Левизон. Единственный, кто хоть что-то прислал! — вздохнул он.

— Сейчас же отошлю обратно! Где перевод?

— Постой-ка, — вмешалась Шана. — От кого ты пошлешь? От Шленкера или Лифшица?

Йосл оторопел.

— Так не годится! — заключила Шана. — Пойдешь и лично вернешь деньги.

— Но меня же спросят…

— Когда деньги не просят, а приносят, никто не спрашивает, — пробурчал Клацке.

— А если спросят, — подхватила Шана, — отговоришься. Мол, доставили по ошибке, или тот Лифшиц уже уехал, или еще что придет в голову!

— Ладно, схожу.

— А может, вернешь этому Левизону его десять марок сигаретами? — робко предложил Клацке.

— Сигаретами?

— Ну да. Я не курю и не знаю, как это делается. Но пришлось взять. Гурланд приходил. Он задолжал мне за двенадцать писем, и еще я одолжил ему шесть марок — такой осел! И вдруг его высылают. Так он сбежал в Дрезден. Вместе с Шаниным отцом уехал. Денег у него не было, так он заплатил сигаретами…