Стэйси О'Брайен - Сова по имени Уэсли [litres]

Уэсли и тут отвечал мне взаимностью – он старался быть нежным и аккуратным со мной и каким-то образом научился почти меня не царапать. Он сам до этого дошел, хотя я никогда не показывала боли, в очередной раз получая острым когтем по руке, поскольку знала, что ему потом будет стыдно.

С тех пор он каждый год линял в июле. Где-то треть его перьев выпадала, сменяясь новыми. Это было большое событие. Целый месяц он готовился к нему, употребляя в пищу по семь мышей в день вместо обычных четырех. Уэсли сам давал понять, когда ему становилось нужно больше, – требовательно кричал, пока я не приносила столько мышей, сколько было надо. В итоге я к этому привыкла. К декабрю он заменял все сброшенные перья новыми, облачаясь в свое великолепное золотистое одеяние. Прямо перед Рождеством он линял еще раз, уже в меньших масштабах, но посмотреть все равно было на что. С каждым взмахом его крыльев комната будто превращалась в сувенирный снежный шарик, перья носились по ней как крупные хлопья снега, прежде чем осесть на пол. Декабрьская линька Уэсли была моим белым калифорнийским Рождеством.

ПО МНЕНИЮ УЧЕНЫХ, ручная сова с таким дефектом, как у Уэсли, никогда бы не выжила в дикой природе, поскольку не смогла бы охотиться. В центрах реабилитации это поняли на практике, выпустив на волю сотни сипух, которых растили с младенчества. Почти все они очень быстро погибали, причем не только потому, что не могли охотиться, но и потому, что не знали, каких опасностей стоит избегать, – в норме эти знания они должны были получить от родителей. Поскольку охота на мышь в душе у Уэсли, мягко говоря, не удалась, я полагала, что мои амадины в полной безопасности. Уэсли их просто игнорировал, преспокойно сидя на их клетках вместо насеста, когда не был на привязи. Однако я все равно прикрывала клетки, просто на всякий случай.

Так что я сильно удивилась, зайдя как-то в пятницу в комнату и обнаружив на полу одну из клеток, которая обычно стояла на шкафу. Двух амадин недоставало, и быстрый поиск не дал никаких результатов. Мое подозрение пало на Уэсли, так как он тем вечером не сильно интересовался ужином. Однако у меня не особо укладывалось в голове, каким образом он мог поймать двух маленьких, быстрых птичек после такого оглушительного провала с мышью. Он либо умел охотиться, либо не умел, третьего было не дано. Я решила, что он случайно снес клетку со шкафа, она открылась и амадины сами сбежали из комнаты, так что просто подвинула все оставшиеся клетки подальше от края.

Неделю спустя ситуация повторилась, только на сей раз уже с уликой – на полу лежала кучка перьев, принадлежавших моей любимой амадине. У меня аж ноги подкосились. Несмотря на свое крайнее недовольство, отчитывать Уэсли я не стала – все же он сделал это по велению инстинктов. Глупо винить хищника в том, что он – хищник, однако это значило, что моим оставшимся четырнадцати птичкам нужно было срочно подыскивать новый дом. Я решила отвезти их всех в Калтех в понедельник – авось кто-нибудь из коллег сжалится и приютит их у себя. Чтобы избежать новых жертв на выходных, я спускала Уэсли с привязи, только находясь в комнате и имея возможность следить за ним, хотя я до сих пор не могла взять в толк, каким образом он умудрялся их ловить.

Я вновь неверно оценила ситуацию, глядя на Уэсли материнскими глазами – как на своего дружелюбного, не умеющего охотиться малыша. В то же воскресенье я уснула днем, не привязав Уэсли. Бабах! Я проснулась от шума и увидела, как он летает кругами по комнате, набирая скорость, и со всей дури врезается в одну из десяти оставшихся клеток. После очередного удара клетка свалилась со шкафа, и я рванулась спасать птичку, но было поздно. От удара клетка открылась, и перепуганная амадина вылетела наружу. Уэсли погнался за ней с мастерством, которого я раньше за ним не замечала, в точности повторяя каждый ее маневр. Птичка-невеличка взлетала вверх вдоль углов, уходила в пике, распластывалась вдоль стен и носилась зигзагами по всей комнате, Уэсли в сравнении с ней казался огромным и неуклюжим, однако сбросить его с хвоста у нее никак не получалось. Наконец, оказавшись сзади, Уэсли вытянул когти, как орел, схватил амадину и опустился вместе с ней на пол. Он убил малютку прежде, чем я смогла что-либо сделать.

Уэсли испустил победный клич. Я была в шоке. Куда делся мой застенчивый малыш, который жался за дверью ванной, испугавшись мыши? Его место занял агрессивный боевой летчик, ас, настоящий Красный Барон – собранный, неудержимый и смертоносный. Я была ошарашена и, конечно же, расстроена из-за амадин, но в то же время поражена демонстрацией навыков Уэсли, которые он каким-то образом сумел развить в неволе.