Гийом Мюссо - Скидамаринк

Сидя рядом с Джемереком, я собирался спросить его об уместности использования наших сообщений для связи с Моной Лизой. Поступая таким образом, мы как будто служили ему, вместо того, чтобы бороться с ним. Кроме того я был очень зол на Магнуса за то, что он подписал сообщение, даже не спросив моего мнения, несмотря на все пережитые вместе события. Я как раз собирался высказать всю эту критику, когда услышал:

– Вы не купаетесь, Тео?

Приглашая меня поплавать, Барбара надела голубую шапочку, которая придала ей вид озорного подростка.

– Я сначала хотела сбросить несколько килограммов, а потом уже наслаждаться плаванием, но уже поздно, – сказала она, погружаясь в воду.

Я последовал за ней. Вода была теплой и приятной. На мгновение я представил себя большой черепахой, невозмутимой и свободной, плавающей по просторам Тихого океана. Я захотел лечь на песок и проспать 40 дней.

Витторио забрался на трамплин. Он играл мускулами как настоящий спортсмен, собирающийся выполнить сложный элемент. Барбара подплыла к бортику бассейна, и Магнус, одетый в гавайскую рубашку, предложил ей бокал вина. Я же плавал под водой, рассматривая красивую золотистую мозаику на дне. Барбара выключила радио и поставила компакт диск с музыкой New Age, которая начала разливаться по всему помещению.

Я запомнил этот приятный момент.

Дверь лифта открылась, и мы увидели человека в униформе охранника дома. Я поспешно вылез из воды и надел халат. Человек с фуражкой на голове неспешно подошел к нам. В этот момент каждый из нас почувствовал ужасающее присутствие Моми. Когда он подошел совсем близко к нам, он снял свою кепку, на его лице была улыбка, которая появлялась каждый раз, когда он упивался предвкушением предстоящих пыток. Прежде чем Магнус, Витторио или я успели среагировать, он достал пистолет, который носил за поясом.

В это момент даже вода в бассейне перестала шевелиться. Моми твердым шагом направился ко мне. Учитывая уверенность и настойчивость в его взгляде, я понял, что буду его первой игрушкой.

Медленно опустив рюкзак на пол, он вытащил оттуда длинный нож и протянул его мне, не переставая угрожать всем четверым револьвером. Впервые мы услышали его голос:

– Пришло время удалить те лишние килограммы, на которые жаловалась мадемуазель недавно.

В течение нескольких секунд мой мозг предпочитал не понимать того, что требовалось от меня. Но в глубине я, все же, понимал, что для этого демона нет ничего невозможного.

Отойдя от меня, он направился к Барбаре, чтобы побродить вокруг нее немного. Он поднял на меня глаза и сказал, смеясь:

– Если бы я был на твоем месте, Тео, я бы начал с бедер, там можно взять больше всего.

Я быстро взглянул на Барбару, и, несмотря на опасность, она оставалась спокойной.

Я все еще держал нож, но был не в состоянии сделать ни малейшего движения, страх и ужас сковали меня. Повернувшись к нему, я сказал:

– Вы с ума сошли! Вы верите в то, что я стану мясником, чтобы удовлетворить ваши больные фантазии? Я предпочитаю быть сразу убитым.

Мое бунтарство не дало желаемого результата. Я ожидал от него в тот момент всего что угодно, кроме того, что он сказал:

– Убить тебя как я убил твою мать? спросил он с садисткой улыбкой на лице.

Этот вопрос прозвучал для меня как выстрел. Даже на смертном одре я не забуду эти слова.

– Это не правда вы вы блефуете.

– Я блефую? Хотите, расскажу, как я расчленял вашу милую мамочку?

– Вы блефуете, – повторил я, крича от боли.

– Могу описать ваш маленький дом в Бостоне по Бентон Стрит 223, вашу старую комнату студента, в которой все осталось в том же виде, постер Ред Сокс на стене над кроватью, вашего маленького пса Коди, который бегал в саду, пока я не пустил ему пулю в голову.

– Заткнись! умолял я его, пока слезы боли текли по моим щекам.

– Могу также упомянуть про сковороду, на которой я поджарил печень и сердце вашей мамы. Ах, ах, ах Хочешь расскажу о запахе грибного соуса, с которым я съел все это?

Сотрясаясь от спазмов, я прилагал нечеловеческие усилия, чтобы крепко держать нож в руке. Было очевидно, что мои страдания невероятно возбуждают его. Я подошел к нему, но он продолжал рассказывать свои ужасы.

– Вы знаете, она назвала ваше имя, Тео, когда я вонзил в нее нож. Она не забыла своего сына, в то время как вы никогда не навещали ее. Хотите знать, что я сказал ей тогда

Его револьвер все еще был направлен на меня, но я уже ничего не видел. Боль была настолько невыносимой, что уже не могла заставлять меня молчать. Я бросился на него с ножом. От звука выстрела мои барабанные перепонки взорвались. Пуля была выпущена с близкого расстояния, она попала мне в плечо и отбросила на пол. Что касается ножа, я проткнул ему руку, но он не издал ни звука. Когда он понял, что все еще в доминирующем положении, его лицо, как ни странно, выражало легкую скуку.