— Вам, возможно, придется разгонять толпу, — сказал Месснер, — и другого шанса мне уже не представится. Поэтому спрашиваю сейчас: можно вам позвонить?
— Позвонить?
— Ну да. Поболтаем как-нибудь.
— Так я ведь здесь. С вами. Болтаю.
— Да, но у вас вечеринка в самом разгаре. Вдруг вы куда-нибудь умчитесь…
— В такой крошечной квартирке далеко не умчусь.
— …Или какое важное дело появится. Мало ли. Ну так что? Можно вам позвонить?
Хороший вопрос. Они с Артуром договорились, что на время его отъезда Франсин будет фактически свободна. Временно одинока — до его возвращения. Вольна встречаться с кем угодно и экспериментировать сколько хочет. А хочет ли она? Артур у себя в пустыне (Франсин представила фотографии из журнала «Нэшнл джиографик» и сцены из фильма «Боги, наверное, сошли с ума») явно ни с кем не спит. А ей, выходит, можно?
— Да, позвоните мне. Я не возражаю.
Он снял колпачок с ручки, болтавшейся на дверце холодильника, — этой ручкой Марла писала «КУИНСИ-МАРКЕТ», «ЛОДКИ-ЛЕБЕДИ» и « СТАРАЯ СЕ ВЕРНАЯ ЦЕРКОВЬ» — и нацарапал на ладони номер Франсин.
— Обязательно позвоню, — сказал он.
— Не сомневаюсь.
Бостон за окном был идеально черный: рекламный щит «Ситго» уже третий год не горел {55} 55 Щит с логотипом нефтяной компании «Ситго» стал одним из символов Бостона благодаря тому, что его было всегда видно на трансляциях бейсбольных матчей «Бостон Ред Сокс» со знаменитого стадиона «Фенуэй-парк» (стадион также будет упомянут в романе).
, и звезды мерцали в небе подобно вспышкам нервных импульсов в нейронных сетях.
К началу июня они стали созваниваться регулярно. А в конце июня начали «встречаться», как называл это Месснер. Он водил ее на свидания. Уже одно это было Франсин в новинку. На свиданиях он всегда за нее платил. Даже в ресторанах . Он был самоотверженным и внимательным джентльменом, общительным и воспитанным — то есть полной противоположностью Артура. Он искренне интересовался учебой Франсин и рад был побаловать и себя, и ее. Месснер обладал скромностью мальчика, которого травили в школе, и уверенностью мужчины, который, несмотря на травлю, пробился в люди. Он быстро привязался к Франсин, потакал всем ее прихотям, запросто считывал и расшифровывал каждое микровыражение ее лица. Говорил, что больше ему ничего не нужно — только Франсин и работа, именно в такой последовательности. «Я еще никогда не был так счастлив, — признавался он. — Утром иду на работу, а вечером вижусь с тобой». То был серьезный человек с большим добрым сердцем. Серьезность: вот что объединяло их с Артуром. Но если серьезность Месснера позволила ему добиться успеха, который можно было выразить в надежной американской валюте, то Артурова заполошная рассудительность превращала его в нелепого персонажа, жителя подземелья, громко порицающего небеса.
Франсин не понимала, какую роль в происходящем играл Артур. Ее отношения с Месснером стремительно набирали силу, и она не знала, как к этому относиться. Да, сейчас она свободна — но это временно. Можно ли вообще называть временную свободу — свободой? Разве может у свободы быть срок годности? Время от времени она разговаривала с Артуром по телефону, и они писали друг другу письма. Но телефонные беседы выходили натужными — их портила необходимость извлечь максимум из нескольких минут общения, — а письма шли неделями.
— Вы с Дейви такие лапочки, — однажды сказала Марла, когда Франсин вернулась одна после ужина с Месснером. Живот приятно грели капеллини с морскими гребешками. — Он про твоего жениха-то знает?
— Ты меня поджидала, чтобы это спросить?
— Знает или нет?
Франсин вздохнула:
— Нет. И я буду тебе очень признательна, Марла, если ты ничего ему не скажешь.
— Ну что ты! Никогда. — Она улыбнулась. — Это будет наша тайна.
— Хорошо.
— Я только хотела спросить. Он уже?..
— Уже что?
— Понятно. Значит, пока нет.
— В смысле?!
— Раз ты не понимаешь, о чем я говорю, значит ничего не было. — Она заулыбалась, как чеширский кот. — Дейви — славный парень. Но с особенностями.
Вскоре Франсин узнала, что имела в виду ее соседка. Ясным летним днем, когда солнечный свет безапелляционно заявлял о себе яркими вспышками на поверхности реки Чарльз, Франсин — по просьбе Месснера — заткнула ему рот резиновым мячиком и принялась осторожно его душить, одновременно поливая горячим воском широкую гладкую грудь.
Когда Артур только уехал, Франсин почувствовала, что качество ее работы и жизни (для девушки со столь научным складом ума работа и жизнь были неразрывно связаны) резко пошло в гору. Каждое утро она просыпалась в каком-то странном взбудораженном состоянии — взвинченной, наэлектризованной. Целая прорва свободного времени! Можно учиться и работать допоздна, есть и спать когда захочется. Больше не надо нянчить Артурово уязвленное на работе эго. Не надо ездить в армейские/военно-морские магазины за поношенными носками (где платишь два доллара и берешь, сколько сможешь унести). Франсин завела друзей и устроилась ассистенткой к энергичному молодому профессору, который носил джинсы и вел курс, посвященный методичному опровержению истин, изложенных в книге Уилсона «О природе человека» {56} 56 Эдвард Осборн Уилсон (р. 1929) — основоположник социобиологии. В своей книге «О природе человека», удостоенной Пулицеровской премии, он показывает, каким образом различные формы социального поведения человека могут быть объяснены при помощи биологических законов — вопреки принятым в социальных и гуманитарных дисциплинах отсылкам к воспитанию, нормам, ценностям и другим составляющим человеческой культуры.
.
Читать дальше