Эндрю Ридкер - Альтруисты

Уехать из Сент-Луиса оказалось проще, чем он думал. Поводом для тревог должно быть будущее, а не прошлое. Что толку тратить время на пустые сожаления? Если он станет зацикливаться на том, что оставляет позади — не только дом, но и эти коварные, незаметно проникающие в подкорку американские ценности: статус и финансовая стабильность, гордое владение недвижимостью, надежды на успешную карьеру, — он непременно кончит так же, как отец. И все же Артуру было трудно смотреть на этот уединенный сельский особняк и сознавать, что он принадлежит его дочери, а у него самого нет за душой ничего, кроме содержимого «сперо». В конце концов, это ведь обычное дело: стареющий отец приезжает жить к своей взрослой дочке. Но разве у таких отцов по-прежнему ясный и трезвый ум? И разве они должны работать за еду и крышу над головой? Артур взял себя в руки и вышел на мороз.

Мэгги открыла дверь. Она была в черных леггинсах, шерстяных носках и длинном растянутом свитере.

— Папа! — воскликнула она, обнимая его. — Я уж думала, тебя снегом занесло по дороге!

— Шоссе Ай-девяносто в такую погоду — гиблое место.

— Да, да. Ну, проходи.

Он вошел в дом.

Гостиная была просторная, с высокими потолками. Лакированные деревянные бревна в сучках и неровностях обрамляли каменные стены.

— Пару идей Итан подкинул, — сказала Мэгги, кивнув на черную кованую люстру, и провела отца в смежную столовую. — Завтра устрою тебе большую экскурсию. Ты увидишь, что основная проблема здесь — это септик. Он древний. Но и других хлопот хватает. Поваленные деревья — это меньшее из зол, тем более сейчас, зимой. Кстати, как ты относишься к лошадям? Я пока только подумываю…

Ему стало дурно от этого нарочитого изобилия и достатка. Дом был слишком большой, Артурово положение в нем — слишком шаткое, вся ситуация — слишком странная. Он не ожидал, что Мэгги купит себе такое помпезное жилище и запросто в нем устроится. Она явно чувствовала себя как дома.

— Немного… перебор, не находишь? — спросил он.

— Обычный фермерский дом.

— Скорее, лыжная база.

Мэгги улыбнулась:

— Ты будешь жить в амбаре.

— Как скотина.

— Ничего подобного. Там есть мебель и отопление. Полотенца, постельное белье — я все принесла. Вот увидишь, так будет лучше, это фактически отдельное жилье. Пойдем, помогу тебе устроиться.

Они снова вышли в прихожую. Артур увидел на полу мокрые коричневые следы, оставленные его скрипучими кедами.

— Мэгги.

— Что?

Тогда он посмотрел ей в глаза — кажется, впервые за много лет, впервые с тех пор, как она была ребенком, бьющимся в истерике и беззащитным. Он открыл было рот, но не смог выдавить ни звука.

— Ладно, не важно. Ни о чем не волнуйся, хорошо? — сказала Мэгги. — Обживайся. Устраивайся поудобнее.

Артур кивнул и вышел в снежную бурю.

Добрел до машины, открыл багажник, взвалил на правое плечо тяжелый баул. Чтобы перетащить в дом все вещи, придется сделать три-четыре ходки к машине — если, конечно, не набрать сразу побольше сумок. Артур наклонился и взвалил на левое плечо второй баул. Колени едва не подогнулись, но все же выдержали. Бедра затряслись от напряжения. Он увидел на другом конце поля амбар и двинулся к нему. Шаг, еще шаг… Артур шел медленно и упрямо. Тащил свои пожитки сквозь темноту. Снежинки застревали и скапливались в волосах.

Амбар был построен в том же стиле, что и дом, из отполированных узловатых бревен. Одна огромная комната — словно перевернутый корпус судна. Ручки сумок больно впивались в плечи. Тусклые ретролампы Эдисона указали ему путь к большой кровати с кованым изголовьем, стоявшей впритык к дальней стене.

«Устраивайся поудобнее». Какая меткая характеристика этой поры его жизни! Лучший призыв к капитулянту. Но нет, он не таков. Он не поддастся соблазну, не покорится комфорту и изобилию. По крайней мере, не сейчас. Сперва нужно вернуть кое-какие долги.

Лишь поставив сумки на пол, потянувшись и сев на край кровати, Артур увидел, что́ Мэгги оставила ему на подушке. Книгу. В твердом красном переплете, с его именем на обложке. Артуру стало нехорошо. Раньше при виде этого томика он успокаивался и млел, но сейчас его бросило в липкий и колючий жар. Щеки вспыхнули. Он торопливо запихнул книгу в ящик прикроватной тумбочки.

Пять месяцев спустя, на третью годовщину смерти Франсин, к ним приехал на автобусе Итан. Он спал в гостевой комнате, дизайн которой разработал сам, на большой кровати, амбициозно предназначенной для двоих. На тумбочке стояла фотография, 35-миллиметровый слайд которой он нашел на чердаке сент-луисского дома: Франсин на больничной койке в ореоле темно-рыжих волос. На руках у нее — извивающийся розовый младенец. Артур, в голубом медицинском халате, пригнулся, чтобы поместиться в кадр, и держал одну руку в резиновой перчатке на плече новорожденного Итана.