Он повернулся к Чарли.
— Мы жили в соседних комнатах, — сказал он.
— Чего?
— Ты сказал, что мы жили вместе, но это не так. Мы были соседями по коридору.
— А, ну да. — Он подошел к Итану почти вплотную, навис над ним. — Так что ты тут делаешь? И откуда знаешь мой адрес?
— Хотел тебя повидать.
— Да, но зачем .
— Я… я надеялся… — проронил Итан. А правда, что он тут делает? — Я хотел поговорить о том, что случилось.
— Что случилось.
— В Питтсбурге.
— Слушай, друг, — прошептал Чарли, — я вообще не понимаю, что за пургу ты несешь.
Из ванной донеслось пение.
— Кто это?
— Кто?
— Ну, она. — Итан показал на коридор.
— А, Линдси-то? Просто девушка. Никто.
— Она тут живет? С тобой?
— Не твое дело.
— Она же ребенок!
— Ей двадцать два.
— Мы обязаны поговорить, Чарли. О нас.
Чарли тихо произнес:
— Уходи.
— Почему?!
— Нельзя просто так вламываться к человеку… спустя десять лет… с обвинениями…
— Да я тебя ни в чем не обвиняю! Только хочу, чтобы ты признался себе и мне в том, что было…
— Я вообще не понимаю, о чем ты.
Итан закрыл глаза, втянул носом воздух, открыл глаза:
— Я тебя видел.
— Что-что?
— В «Плотоядных». Три года назад. Я тебя видел. В мужском туалете…
— Пошел вон из моей квартиры.
— НЕТ!
Сила его голоса так поразила Чарли, что он на секунду обмер.
— Детка? — раздался настороженный голос из ванной.
— Ты не имеешь права! — воскликнул Итан. — Не имеешь права отрицать! Конечно, ты можешь вышвырнуть меня из дома, но не говори, что ничего не было! — Он уже стоял, хотя не помнил, как вскочил на ноги. Стоял, потел и грозил Чарли пальцем. — Идиот! Неужели ты не понимаешь, что я хочу тебе помочь? Ты… ты лжец! Вся твоя жизнь — ложь, и тебе кажется, что никто, кроме тебя, от этого не страдает, но это не так! Господи… Столько времени прошло. Почему ты не признаешься? Почему честно не скажешь самому себе, кто ты? Господи, Чарли. Какой же ты идиот, мать твою. Я ведь хочу помочь!
Стоило этим словам сорваться с его языка, он понял, что больше никогда и ничего не скажет Чарли. Его «ближний» пошел на него с кулаками. В мозгу что-то полыхнуло, перед глазами замелькали огоньки. Долгожданное закрытие темы произошло несколько секунд спустя, когда Итан очутился в подъезде, и дверь захлопнулась прямо у него перед носом. Во рту стоял вкус железа. Из-за двери доносились крики. Кровь из носа капнула прямо на коврик.
Он кое-как слетел по лестнице и ввалился в соседнюю дверь — за нею оказался японский ресторан. Итан подошел к официантке и спросил, где туалет. Она отшатнулась:
— Господи, что у вас с лицом?
— Мне нужен туалет. Пожалуйста.
— Он только для посетителей… Но если уж кому и сделать исключение, так это вам. Боже!
Итан вошел в уборную и осмотрел себя в зеркале. Лицо адски болело ровно посередине: багровый нос имел странную форму. Переносица резко сворачивала в сторону, как будто шла куда-то, а потом передумала. Кровь мешала дышать. Прежде с Итаном такого не случалось. За всю жизнь он ни разу ничего не ломал, а самый серьезный ущерб здоровью нанес себе самостоятельно (как это обычно и бывает): в подростковом возрасте заработал карпальный тоннельный синдром. Он всегда дистанцировался от любых конфликтов, не лез на рожон. А тут такое. Пришлось собрать в кулак всю волю, чтобы оторвать взгляд от фиолетового бугра на лице, пульсировавшего мучительной, атональной болью.
Он осторожно дотронулся до него пальцем и вздрогнул.
В мерцающем свете уборной Итан осмотрел свой нос со всех сторон. Зрелище было неприглядное, даже тошнотворное. Человека неподготовленного — привыкшего видеть на этом месте что-то чистое и орлиное — запросто могло бы стошнить. Однако Итану даже понравился свой внешний вид. Вид калеки.
Почему ему не стало хуже? Обида ушла на второй план, все затмили боль и адреналиновый кураж. Пропускной способности его нервов не хватало даже на грусть. Он чувствовал облегчение . Избавление от бремени. И невероятный прилив сил. Понемногу приходя в себя, Итан чувствовал, что летаргия, к которой он так привык в Нью-Йорке, наконец его отпускает. Сердце забилось быстрее. Со сломанным носом и электричеством в жилах, он вышел из туалета, потом из ресторана на улицу — в ослепительно-яркий день.
Если верить охраннику Климатрона в неоново-салатном жилете, Мэгги пролежала без сознания почти две минуты. Подозрительно долгая отключка. Охранник стоял неподалеку и услышал характерный стук падающего тела. «Этот звук ни с чем не спутаешь», — добавил он бывалым тоном человека, который, как говорится, всякое повидал в жизни. Его пожелтевшие от никотина усы расплылись в улыбке. Ветеран, наверное. Мэгги села, гадая, сколько ему лет и где он мог воевать. В Корее? Во Вьетнаме? В голове все перемешалось, разве тут вспомнишь что-нибудь…
Читать дальше