— Сколько их, этих разбойников? — упавшим голосом поинтересовался Абдильда. — Я даже не мог сосчитать…
— Шестнадцать, — сказал Кудайназар.
— Что ты будешь с ними делать? — спросил Абдильда.
— То же, что они со мной, — пробормотал Кудайназар. — Теперь помолчи, Абдильда. И спасибо тебе за плов.
Выехав на лысый пригорок, они остановились. Голова отряда была от них на расстоянии брошенного камня.
— Не ссорься с ними, — шепнул Абдильда, привставая на стременах. — Давай дадим им баранов, муки — и пусть идут куда хотят.
— Эй! — не слушая, крикнул Кудайназар. — Кто такие?
— Свои! — помешкав, ответили снизу. — Идем из Гуликанда.
— Двое подымайтесь сюда, — указал Кудайназар. — Четырнадцать пусть внизу ждут, или мои люди будут стрелять.
— Они всех нас перережут! — прошептал Абдильда. — Какие твои люди!
Кудайназар молча поднял плеть над головой Абдильды. Старик вжал голову в плечи, сгорбился и закрыл глаза, ожидая удара.
— Надо бить тебя, — прошипел Кудайназар, — а я не бью. Плохо делаю.
Под самым пригорком тяжело и коротко дышали лошади, осыпались мелкие камни.
— Где вы тут? — позвали снизу.
— Подымайтесь, — сказал Кудайназар и, сняв карабин с седла, сунул его прикладом под мышку.
Трое всадников въехали на пригорок и остановились. Первый в тройке, рябой усатый узбек лет пятидесяти, переводил взгляд с Кудайназара на Абдильду. За рябым, как бы приклеенный к нему, чернел круглоголовый бритый детина в тюбетейке, плечистый и широкогрудый. Высокая рыжая лошадь переступала ногами под тяжелым седоком.
— Я сказал — двое, — Кудайназар повел стволом в сторону третьего.
— Он подарки везет, — нашелся рябой. — Я — Суек-бай, это все мои люди… Тут кишлак должен быть — где он?
— Куда идешь? — не ответил Кудайназар.
— Говорю тебе — в кишлак! — чуть подъехал Суек-бай. Бритый детина двинулся за ним следом. — Завтра мы отдохнем, потом вырежем заставу в Кзыл-Су и уйдем в Бадахшан… Я принимаю тебя, парень, в мой отряд. Сколько у тебя, кстати, людей?
— Весь кишлак. Я — хан Кудайназар, и я тебя в свой отряд не беру. И в кишлак ты не войдешь — я тебя туда не звал.
Суек-бай подался назад, и тотчас в руках бритого детины сине блеснул винтовочный ствол.
— Слушай меня, Суек-бай, — не шевелясь в седле, сказал Кудайназар. — Я вижу, мы миром не разойдемся: у тебя свои дела, а у меня — свои. Ты ведь обратно в Гуликанд своей волей не пойдешь… Но если вы нас сейчас тронете пальцем, мои люди перебьют вас всех — мы вас заметили еще днем, я посадил людей вдоль реки и в арчатнике.
— В темноте не перебьете, — уверенно заметил Суек-бай. — А что тебе за дело, если я вырежу урусскую заставу?
— Ты их вырежешь и уйдешь, — сказал Кудайназар. — А потом придут другие урусы и сожгут мой кишлак.
— Иди ко мне в отряд, — повторил приглашение Суек-бай, — мне люди нужны. Из Кзыл-Су уйдем в Бадахшан.
— Я не бродяга и не узбек, — злобно щурясь, сказал Кудайназар. — У меня дом есть, я из него не уйду… Или проваливай обратно в Гуликанд, или давай так, если ты мужчина: будем драться. Ты меня убьешь — кишлак твой. А я тебя убью — твой отряд пускай уходит отсюда. Зачем нам наших людей переводить зря!
— Вот слова героя! — с надеждой в голосе произнес Абдильда. — Сам Аллах говорит его устами.
— Мой секретарь будет драться вместо меня, — отчеканил Суек-бай, — он больше годится для такого дела. А если ты его убьешь, — он, усмехнувшись, взглянул снизу вверх на бритого детину, — я сам уведу моих людей обратно в Гуликанд.
— Рубиновые слова! — оценил Абдильда предложение Суек-бая. — Хрустальные!
— Если по справедливости, то тогда мой секретарь должен драться с твоим секретарем, — взвесил Кудайназар и поглядел на Абдильду. Абдильда окаменел, и лошадь его как бы окаменела под ним. — А, Абдильда?
Старик молчал обреченно.
— Но мои люди сами знают дорогу в кишлак, — продолжал Кудайназар, — и мне их туда вести не надо: сами дойдут. Поэтому, Абдильда, разреши мне драться вместо тебя.
— Да, да, — прохрипело каменное изваяние и покачало головой.
Предстояло еще обсудить условия схватки, и делать это следовало с холодной головой: всякие условия таят в себе угрозу обмана.
Драться договорились по старинному обычаю, ножами. Местом боя выбрали участок кустарника, между пригорком и арчовыми зарослями: там никто не мог ни помочь, ни помешать дерущимся. Безоружного Абдильду решено было передать Суек-баю заложником — на тот случай, если кто-нибудь из людей Кудайназара, скрывающихся в арчатнике, вздумает вмешаться в поединок на стороне своего начальника и нарушить тем самым справедливое равновесие возможностей. Произойди это — Абдильда, по условиям договора, должен был быть убит на месте. Это условие не слишком тревожило заложника: двое таджиков были не в счет, Гульмамад тоже, и только один Телеген мог, пожалуй, сдуру полезть не в свое дело.
Читать дальше