Эти слова Олег говорил, будто бы беспокоясь о самой Наташе.
Герман Николаевич Горохов, грузный мужчина пятидесяти лет, совсем недавно отпраздновавший свой юбилей, на который собрались почти все работники прокуратуры Гагаринского района, в солидных очках с толстой оправой, задумчиво сидел за своим рабочим столом, потирая кончик мясистого носа указательным пальцем. Нет, нос не чесался к выпивке, но такова была привычка прокурора, которую он не смог устранить с детства, не смотря на все замечания матери. Сейчас он играл с кончиком носа как обычно в ожидании какого-нибудь телефонного звонка, чьего-нибудь приятного или нет визита и любого другого события, которое могло привести его в действие: немедленно кому-то дозваниваться по телефону, вызывать помощника, давать задания следователям или секретарше. Но вот уже час он сидел в своём рабочем кресле, и ничего не происходило, а чувствовалось, что в воздухе что-то висит, готовое к взрыву.
С бумагами работать не хотелось — это можно было поручить другим. А вот кого-то куда-то устроить — в тюрьму или на работу, кому-то из властных структур оказать любезность, кого-то выпустить, на кого-то прикрикнуть за то, что не сделано до сих пор то-то и то-то для нужного человека, успеть во время послать, кому следует подарок или цветы, заказать жене или подруге билеты в Большой театр — это настоящие дела настоящего прокурора, да и любого делового человека в Москве.
Москва сходила с ума от Филиппа Киркорова, Олега Газманова и вечно кривляющегося Валерия Леонтьева, молодые безголосые рок группы порой забивали громом гитар и затмевали огнями горящих на концертах зажигалок привычных голосистых певцов Страны Советов Людмилу Зыкину, Иосифа Кобзона, Эдиту Пьеху, Муслима Магомаева, Валентину Толкунову, Льва Лещенко, Софию Ротару. Молодость врывалась на сцены, подражая далёкому западу, искажённо, как в кривом зеркале, ломая в музыкальном экстазе стулья, сгибая и скручивая микрофонные стойки, ходя перед зрителями в буквальном смысле на голове и порой безо всякой одежды или лишь с её признаками. Для одних молодых людей достаточно было экспериментов на театральных или эстрадных подмостках, для других, не умевших ни петь, ни танцевать, ни организовывать концертов, объектами шоу была вся остальная жизнь, по принципу: вся жизнь спектакль, а люди в ней актёры.
Один из таких молодых актёров жизни и позвонил по прямому телефону Герману Николаевичу, когда тот ещё не успел оторваться от своего носа. Он подскочил как ужаленный от резкого звонка, и обрадовано сказав себе: «О, наконец-то» схватил трубку. Как ответить по телефону, было очень важно. Скажешь «Слушаю!» сурово, как большой начальник, а вдруг звонят из министерства юстиции и скажут: «Ты чего это надуваешься как мыльный пузырь? Смотри, не лопни». Скажешь то же слово подобострастно с оттенком «слушаюсь», а вдруг звонит какой-то замухрышка и подумает, что с таким нечего церемониться, ему и четвертной хватит за услугу. Поэтому Герман Николаевич давно выработал интонацию занятого человека. Его «Слушаю» всегда звучало так, будто у него в кабинете именно сейчас проходит серьёзное совещание. Это позволяло быстро прервать разговор, с кем не хотелось его продолжать, ссылаясь на занятость, но не мешало тут же перейти на нормальную ленивую беседу, извинившись, что был слегка занят или взвинчен кем-то, но сейчас всё нормально и можно поговорить, если собеседник оказывался нужным человеком или из руководящего аппарата. Если таких уловок не выработаешь, то точно на месте не усидишь. Так что, подхватив трубку, Горохов сказал натренированным занятым голосом:
— Слушаю, — и добавил для большей важности: — Говорите.
Услыхав ответ с противоположного конца провода, расцвёл в улыбке — звонил сын приятеля из минюста, начинающий, но подающий надежды журналист, которого не без влияния папаши взяли на работу не куда-нибудь, а в журнал «Огонёк».
— Здравствуй, Алик! Рад слышать. Чем могу услужить прессе?
С другого конца донеслось:
— Здравствуйте, Герман Николаевич. Думаю, что можете в этот раз. Во всяком случае, надеюсь. У меня к вам деловое предложение. Мне нужен какой-нибудь сенсационный материал. Ну, вы же знаете, что сейчас идёт в печати? Я подумал, что возможно у вас есть какие-нибудь старые дела, которые я бы раскрутил. Из того, что ещё не раскрыто, конечно. Если бы вы предложили мне что-нибудь интересное в современном духе, то я готов немедленно заняться.
Читать дальше