Майкл Ондатже - Военный свет

До сих пор затрудняюсь сказать, сколько лет было тем типам, что заправляли тогда в родительском доме. Молодым, в том, что касается определения возраста, нет доверия, да и война, надо думать, сбила нам возрастные и классовые ориентиры. По ощущениям, Мотылек был ровесником моим родителям. Стрелок, наверное, на несколько лет помоложе, и то он казался таким из-за своей необузданности. Оливия Лоуренс – еще моложе. Наверное, потому, что всегда высматривала, куда бы направиться дальше, отыскать то, что ее увлечет, перевернет жизнь. Она была открыта переменам. Пройдет десять лет – и у нее будет совсем другое чувство юмора, а Стрелок, хотя и полный всяких туманных сюрпризов, так и будет ходить по своей проторенной, накатанной дорожке. Он был неисправим, и это в нем подкупало. С ним мы чувствовали себя в безопасности.

Назавтра днем, когда я сошел с поезда на вокзале Виктория, мне на плечо легла чья-то рука.

– Пойдем со мной, Натаниел. Выпьем чаю. Давай-ка сюда свою сумку. Вижу, тяжелая.

Артур Маккэш взял у меня школьную сумку и направился к вокзальному кафетерию.

– Что ты сейчас читаешь? – спросил он через плечо, не сбавляя шага.

Купил две булочки и чаю. Мы сели. Прежде чем облокотиться о стол, он протер клеенку бумажной салфеткой. Я все думал о том, как он подошел сзади, как дотронулся до плеча, взял у меня сумку. Необычное поведение для, в сущности, незнакомого человека. Над нашими головами неразборчиво гремели объявления о прибытии и отправлении поездов.

– Я люблю французских авторов, – сказал он. – Ты знаешь французский?

Я покачал головой.

– Моя мать знает, – сказал я. – Только вот где она…

Я сам удивился, как легко у меня это вырвалось.

Он смотрел на свою чашку. Потом взял ее и стал медленно пить горячий еще чай, глядя на меня поверх ободка. Я тоже на него глядел. Он был знакомым Мотылька, бывал у нас дома.

– Нужно дать тебе что-нибудь про Шерлока Холмса, – сказал он. – Думаю, тебе понравится.

– Я уже слушал про него по радио.

– А еще и прочитаешь.

И, словно в трансе, он принялся цитировать громким монотонным голосом:

– Я и вправду был удивлен, увидев вас там.

– Я удивился еще больше, увидев вас.

– Я искал там друга.

– А я – врага.

В такой подаче эти строки приобрели комичность и, кажется, взбодрили невозмутимого Маккэша.

– Слышал, ты в лифте метро попал в опасную передрягу… Уолтер рассказал.

И он пустился в расспросы – где именно это случилось, как выглядели те мужчины. Затем, помолчав, сказал:

– Ты не думаешь, что твоя мать может волноваться? Гуляешь так поздно по ночам?

Я уставился на него:

– Где она?

– Далеко. Занимается очень важными делами.

– Где она? Там не опасно?

Он жестом изобразил, будто запечатывает себе рот, и встал.

Я места себе не находил.

– Сестре можно будет сказать?

– С Рэчел я побеседовал, – ответил он. – С вашей матерью все в порядке. Просто будь осторожнее.

Я смотрел, как он растворяется в вокзальной толпе.

Все это напоминало попытку разгадать сон. Однако на следующий день, явившись на Рувини-Гарденс, он сунул мне рассказы Конан Дойла в мягкой обложке, и я стал их читать. И хотя меня раздирало от вопросов, что с нами происходит, не существовало таких сочащихся туманом улиц и переулков, на которых бы я мог отыскать подсказки, где находится мать или что в нашем доме делает Артур Маккэш.

– Часто я лежала без сна всю ночь и мечтала о крупной жемчужине.

Я почти уже провалился в сон.

– Что? – спросил я.

– В книжке прочитала. Это было желание одного старика. До сих пор помню. Каждую ночь про это думаю.

Голова Агнес лежит на моем плече, она смотрит на меня сквозь темноту.

– Расскажи мне что-нибудь, – шепчет она. – Что вспомнится… из такого.

– Я… Не приходит ничего в голову.

– Ничего. Расскажи, кого ты любишь. Что ты любишь.

– Наверное, сестру.

– А что тебе в ней нравится?

Пожимаю плечами, движение сообщается ей.

– Не знаю. Мы почти не видимся в последнее время. Наверное, потому что вместе нам безопаснее.

– Хочешь сказать, ты чего-то опасаешься?

– Не знаю.

– Что тебя пугает? Только плечами не пожимай.

Я смотрел во тьму большой пустой комнаты, в которой мы спали.

– А твои родители, Натаниел, какие они, кем работают?

– Они отличные. Работают в городе.

– Может, пригласишь меня к себе?

– Ладно.

– Когда?

– Не знаю. Но вряд ли они тебе понравятся.