Владимир Логинов - Ад криминала - Рассказы и очерки

— А меня сейчас начинают допрашивать!

— Сейчас? Сию минуту? Да зачем? Не надо.

— Не надо им меня допрашивать! Товарищи грамотные, знают свои права и обязанности. Пусть истребуют дело, прокуратура РСФСР мне укажет на ошибки и даст указание. И мы все исправим! Такой закон! Мы все сделаем. Ведь никто не застрахован от ошибок. Вот посмотрите, у меня четверо помощников только — что из университета пришли. Так они еще народный, суд от товарищеского отличить не могут. Вот по этим бумажкам, что вы мне показываете, помощник проверял и разбирался. А закон подписывает прокурор! Тут не в’ амбиции дело.

— Если вы говорите о законе, то закон обязывает прокурора принять все меры к своевременному, правильному и объективному расследованию. По этому делу своевременность и объективность были утрачены с самого начала…

— Если так беседовать… Пишите, что прокурор Кострыкин неграмотный, ошибся, но его ошибку поддержал районный и областной суд. По этому делу мы больше не будем говорить!

Кострыкин ушел. Мы еще долго говорили с первым секретарем и мэром. Конечно, с таким прокурором работать тяжело. Ведь с одной стороны — буквоед, формалист, служака, жаждущий указаний сверху и готовый ради них даже шею себе своротить. Но с другой — удивительный либерал и демократ.

Из горкома мы приехали в суд, где были любезно приняты судьей Перфильевым, председательствовавшим по делу Мочалова. Он уже ждал нас и был готов к разговору. Но нам надолго врезались в память его первые слова, сказанные два дня назад: "Дело это хитрое". Действительно, хитрое. Теперь мы сами убедились, и нам предстояло разобраться в этой хитрости, понять ее глубину и узнать, чего она стоит.

— Дела подобной категории сложны и в расследовании и в рассмотрении в судах, — начал Перфильев. — Ситуация складывалась в кругу лиц в состоянии опьянения, в какой-то степени заинтересованных. Влияние на них оказывало знакомство и с осужденным и с потерпевшим. Многие категории здесь оценочные. Но окончательную оценку все же давал суд. Я сделал все возможное для выяснения истины, иначе бы не подписал приговор. Хотя на практике у нас с прокурором доходит до смешного. Как минимум, треть дел мы переквалифицируем. Они всегда дают "с запасом”, у них этот "запас” браком не считается. А у нас — это брак, если нас вышестоящий суд "поправляет”. А в этом деле даже была "подсказка" на необходимую оборону: отмахивался, защищаясь. Но мы ее не приняли. Удар был нанесен умышленно, на почве обоюдной ссоры.

К сожалению, мы с Перфильевым говорили на разных языках. Он пытался убедить нас, что прокуратура ему подсказывала оправдать Мочалова, а мы ждали от него совсем другого — почему он не вернул дело на доследование, определил меру наказания по самому минимуму 106-й, ведь он мог дать по той же статье и три года лишения свободы? И тогда не было бы никаких жалоб… Но он упорно утверждал, что сделал все возможное для выяснения истины. Тогда почему это дело "хитрое", если истина выяснена? И мы попросили его абстрагироваться и дать свою субъективную оценку.

— Субъективную оценку? — усмехнулся он. — Защитник Мочалова считает, что он вообще должен быть оправдан… Как правило, в суде сталкиваются два противоположных интереса. И один всегда недоволен. Но правосудие должно быть выше любых интересов и недовольств. Свою точку зрения я высказать затрудняюсь. Есть приговор, и мое мнение в нем отражено. А как оно формировалось — это тайна совещательной комнаты.

Мы не стали больше отнимать время у судьи. Поблагодарили за содействие и стали прощаться.

— Но скажите все-таки на дорожку: вы испекли пирог из теста, замешанного прокуратурой?

— Разумеется, — улыбнулся он. — А были бы в этом тесте изюминки, пирог бы вышел совсем другим.

Здесь Перфильев был действительно искренним. И мы попытались раздобыть эти изюминки в надежде, что тесто все же придется месить заново и они будут кстати. Поэтому и предлагаем читателю свою правовую оценку борисоглебского убийства, подкрепленную ссылками на судебную практику, которую очень уважает прокурор Кострыкин.

С правовой точки зрения оценка следователем, прокурором и судом обстоятельств причинения смерти Пономареву четко обнаруживает два подхода к этим обстоятельствам, два логических пласта мышления профессиональных юристов.

Первый — это вскрытие истинного отношения обвиняемого, а затем подсудимого Мочалова к совершенным им действиям и наступившим последствиям. Что здесь констатируется? Умысел (прямой или косвенный) или неосторожность (в форме преступной небрежности или преступной самонадеянности).