А однажды он зло обидел свалочных дел мастера, запившего на работе: отнял у него две бутылки водки и заставил разжечь крематорную печь для сожжения трупов животных. В ту пору от какой-то псиной эпидемии передохло много собак и даже кошек. От их трупов, сваленных неподалеку от вагончика директора свалки, разило зловонием.
Пока похмельный мастер разводил огонь и таскал мертвых собак за ноги к печи, Шитиков оприходовал его бутылки и, как всегда, положив протез под голову, захрапел на весь кабинет. Мастер, закончив свою работу, явился к директору за своими бутылками, но, обнаружив его мертвецки пьяным, так вознегодовал, что вырвал из-под головы Шитикова протез и, облив его соляркой, бросил в догоравшую топку.
Поутру, когда Шитиков, терзаясь головной болью, узнал о случившемся, с ним произошел сердечный приступ. Теперь ему стало отчетливо ясно, что это последнее трагическое событие в его жизни. Дальше он уже не мыслил своего существования. Вечером того же дня он умер в своем вагончике. Патологоанатомы, вскрывшие его труп, долго ломали головы, пытаясь установить причину смерти. Лишь Лидия Георгиевна и генеральша Ольга Семеновна кое о чем догадывались, но вскоре и им стало недосуг — красивый двухэтажный дом отставников в центре города шел под снос, и старушки окунулись с головой в хлопоты, связанные с предстоящим переездом в новые квартиры.
…Ровно через год на могиле Леонида Петровича появился двухметровый памятник из белого мрамора. На нем была фотография Шитикова, которую бывший начальник управления коммунального хозяйства горисполкома подготовил для городской Доски почета. Выглядел он на ней серебряным принцем — фотограф поработал на славу. Знал бы Шитиков, что пойдет эта фотография не на Доску почета, а на кладбище! А памятник, говорят, поставил какой-то бывший профессор, а может, и доцент.
На мраморе было нечертано золотом:
Он мог и имел, за что жить вечно.
Перемена жизни к лучшему, сытость, праздность развивают в русском человеке самомнение самое наглое.
А. П. Чехов. Крыжовник
Ныне много домов в России, названных именами писателей, композиторов или ученых. И хоть жили в них наши классики по году-два, или просто родились в этих стенах, здесь нередко устраивается музей — учреждение, разумеется, очень похвальное.
Тотчас после соответствующего решения исполкома возникает, будто из-под земли, заведующий домом-музеем, непременно величающий себя директором. Он появляется из резерва бывших руководителей, которые по причине административных или партийных взысканий оказались не у дел. Если это человек нахрапистый, с давними и крепкими связями, он бьется где надо, как воин на поле боя, и. в ответственный момент рождения новой организации — утверждения штатного расписания — выбивает ставку секретаря-делопроизводителя. Тогда на дверях его приемной появляется табличка "Секретариат", а на дерматине самого кабинета — фамилия, имя и отчество руководителя данного учреждения, да шрифтом не простым, а типографским жирны, казенно-устрашающим.
Вслед за этим появляется лицо номер два — материальный хозяин учреждения, в трудовой книжке которого записывается: "Заведующий хозяйством". Но это начальствующее лицо, в отличие от отца духовного, называет себя не иначе, как заместителем директора по административно-хозяйственной части, или еще престижнее — по АФЧ (административно-финансовой части). Бывает, что лицо номер два умудряется выбить у отца какую-нибудь ставку на должность собственно завхоза, то есть своего зама, и тогда аппарат учреждения раздувается как мыльный пузырь. Тип лица номер два, как и его зама, — тип широко распространенный у нас: динамичный, живучий, как сорняк в огороде, — сколько его ни выпалывай, не выполешь никогда. Внешне он ничем не отличается от Держиморды — грузен, неуклюж, с узкими плечами и широким задом, штаны на нем висят как мешок, а седые волосы подстрижены под полубокс. Это либо отставник, либо человек, имевший косвенное отношение к войне, но непременно считающий себя участником войны. Он хам по рождению, жулик по призванию, недоучка по образованию. Гардеробщиц и уборщиц он хлопает по задам, а в темных углах полушутя и полапает; шофера, рабочего или дворника проберет ядреным русским матом. Словом, тип известный всем, он живет рядом с нами, все мы его знаем и немножко побаиваемся. Об одном из них я бы и хотел рассказать.
Читать дальше