— Да… — тяжко пробормотал философ, потянувшись за бутылкой. — Но песенка, надо сказать, литературная жемчужина периода раннего христианства, — он разлил портвейн и протянул стакан Апостолу.
Тот молча выпил и сильно закашлялся, потом поднялся с кресла и, хватаясь за стены, поспешил в ванную. Философ слышал его судорожные рвотные стоны.
Апостол знал о своей скорой кончине. Закон его жизни, именуемый в науке судьбой, был тем самым кодом, который вложил в него Иисус. Код освобождал душу тотчас после его физической смерти, и через сорок дней она должна вернуться в Обитель, чтобы рапортовать Отцу и Сыну о своих сорокалетних деяниях в России.
Все эти годы в России были для Апостола восхождением на Голгофу, и теперь ему предстояло самое страшное — отдать на распятие не тело (как это сделал Сын), а душу. Суть этих предсмертных мук состояла в том, чтобы вынести на свет Божий зло тех людей, которые окружали и стерегли его последние четырнадцать лет. Эти люди были высокими чинами тайной полиции России, отставным полковником которой числился в секретных анналах и сам Апостол. И хотя в его многотомном деле содержались всевозможные подписки и расписки, по которым он сам приговаривал себя к смертной казни в случае разглашения государственной тайны или измены Родине, никаким предателем он быть не мог, ибо был послан Всевышним в земное исчадие ада, чтобы внедриться, разглядеть, собрать полную информацию для глубокого анализа происходящего. Именно такую аналитическую справку и должен был представить Иуда Фома в духовную канцелярию к концу двадцатого века незадолго перед вторым пришествием Иисуса теперь уже в Россию.
Но и тайная полиция не дремала. Две скрытые телекамеры в кухне и комнате Апостола денно и нощно записывали каждый его шаг, каждое слово, сказанное им его соседу-философу. А после того как эксперты несколько раз прокрутили пленку с его песней о любви, шеф управления наложил визу на план операции "Апостол-119". Начиналась она следующим утром…
Ночью Апостола сковал сердечный приступ. Онемела левая половина тела. Радужные круги перед глазами лопались как воздушные шары, на их месте возникали дыры с едва светящимися точками в центре. По ряду симптомов Апостол понял, что что-то неладное с костным мозгом. Надо было немедленно вызывать Валентину — врача гипнонарколога, которая вытаскивала его из хронических запоев. Но время… На часах было всего три пятнадцать, а раньше десяти она все равно не появится. Значит, надо как-то забыться на несколько часов. Но как?
Прикинув несколько вариантов, он заплакал от бессилия перед судьбой. Вариант был только один — будить Андрея Ивановича. Что он и сделал. Просидев с соседом до шести утра и опорожнив еще две бутылки, он кое-как протянул до девяти и позвонил врачу.
Валентина приехала через час. И не одна. Взглянув на ее спутницу, Апостол обомлел — еврейка лет семнадцати, которая, казалось, по дьявольскому наущению попала вместо конкурса красоты к нему на квартиру. Но самое потрясающее — она была как две капли похожа на ту сандарукскую флейтистку из второго века…
— Это Ира, сестра милосердия из благотворительного фонда, — представила свою спутницу Валентина. — Вы, Фома Иосифович, ложитесь в постель, сейчас я вас напичкаю инъекциями, а Ира посидит с вами до вечера.
"Что-то она не похожа на сиделку", — отметил про себя Апостол, но тут его закачало, и он поплыл, вовремя подхваченный женщинами.
Его заставили выпить целую горсть разноцветных таблеток в яичном белке, искололи обе ягодицы, ввели в вену огромный шприц жидкости, которая, казалось, сжигала огнем его отравленную алкоголем кровь. Когда жар утих, у Апостола поднялась высокая температура, и он заметался по постели, как уж на сковороде. Ирина с трудом удерживала его на софе. Потом тело обмякло, и Апостол проваливался в полузабытье.
Когда он очнулся, то увидел перед собой сиделку в купальном костюме. Тело ее было настолько совершенным, что слепило и ранило до боли, заглушая муки души и тела. Он ощутил эрекцию, сопровождающуюся бешеным стуком сердца.
— Мне стало жарко, и я сняла платье, пока вы спали. Извините, пожалуйста, — проговорила она, смущенно улыбнувшись.
— Что ты, что ты! — заволновался Апостол. — Ты — чудо небесное. Иди ко мне поближе. Я расскажу тебе о нашей встрече в Сандаруке. Это было очень-очень давно. Ведь мы же уже встречались, не правда ли?
— И ты споешь мне свою песнь о любви по-древнееврейски?
Читать дальше