Коммивояжёрством тоже пробавляются: привозят втридорога всякую ненужную дрянь – наборы ножей, косметики, книг, постельные комплекты – и разбирают: здесь супермаркетов нет, нет ощущения изобилия, нет выбора. Автолавки, как во время оно, не ездят; большинство жителей никуда не выезжает вообще (если только по крайней надобности в райцентр); водку и спирт (лечебные, для медицинских и хозяйственных целей), кажется, свои же изредка распространяют. Я долго думал, чем бы мне заняться – придумать, понятно, нужно такое, чтоб вещь была абсолютно бесполезна для сельского обихода и хозяйства – раскупят влёт… И эврика: на палочках ароматических прочёл загадочную надпись «агарбатхи» (или «агарбатти» – так благовония зовутся в Индии), привёз в Сосновку и стал позиционировать: мол, чтоб ваш телок не огорбатился , воскуривайте ему агарбатти! Шучу, конечно, горчицей приправляю, но в придумке этой намёк на горечь правды есть.
Из другой степи пример – из той, что по соседству, по коей проходит трасса Тамбов-Воронеж, а по ней – автобус регулярный с соответствующим названием. Давно уж вроде как принят был закон, запрещающий курить водителю и включать шансон… В Подмосковье мы наблюдали борьбу закона с этим «вроде как», подчас успешную. А здесь – два телевизора в салоне, динамики вверху у каждого сиденья, и всю дорогу на всю катушку просмотр отвратнейших быдляцких сериалов: «Сваты» (это, скажу я вам, отъявленнейшее вырожденчество!), а также «Физрук» и «Звездочёт» (хоть чуть помягче, но не намного!) – раньше, я помню, хоть боевики крутили, а нынче мода на «своё». На просьбу сделать чуть потише, лишь улыбаются и для проформы прикасаются к ручке громкости. А как в ушах настряла невыносимая – невыразимая, неотразимая! – шансоноблатючная гадость в стилистике «голуби, пожалуйста, поверьте»! Какие там, как в самолётах-поездах на Западе, наушнички с экранчиком персональным! Едет-тарится тут в основном одно сельпо – в свои деревни областные – его никто не спрашивает. А скорее, как и самим водителям, действительно нравится.
Концептуально сделан, кстати, и автовокзал тамбовский (так называемый «Новый»). Чтоб из реальности витрин блестящих (торговых центров повсюду понастороенных) без потрясения душевного попасть в сельпоразвалины родные, здесь десятилетиями не меняется антураж. Внутри застывшие 70-е, торговцы в них из 90-х, а особенно фасад ласкает взгляд, как будто не из автобуса выходишь, а прямо из машины времени: «СТУДИЯ ЗВУКОЗАПИСИ» – жалко, что только не в граните или мраморе увековечена малопонятно-музейная надпись!
Но вот мы дома – в так называемой сельской местности. Здесь никто от тебя не отвернётся, не ощетинится сразу, но, услужая музе странной, не терпят пустоты: коль ты сам не будешь загибать и хвастаться, тебе бесплатных надают советов. При какой-то зависимости (чаще родственной), повторяю, примеры сии добивают. «Кусан взял машину», «Пузан купил квартиру» (бывает, наверно, иной раз и такое) – подробности-трудности легковерно опускаются да ещё приврут с три короба – это уж сто и т весомо, и не немым укором! «Пузан энд Кусан» – как адвокатская контора, фирма, не вяжущая веников. Пузанская башня Николая Кусанского! Из городского мира просачиваются сведения непроверенные – это ладно, а уж что у нас , в артели и общине, происходит, – свято.
Но артель и община , конечно, в переносном смысле. Может быть, какие-то исторические остатки, крохи, атавизмы корпоративизма дотлевают, а так – чистая давно уж метонимия: всё по соседству, а табачок врозь.
Все всех знают, и всё, что ты делаешь, и что другие делают, известно. К молодому, коль его не узнают в лицо, типичнейший вопрос: «Ты чей будешь?» – «Ганчев». Вместо фамилий – их замещающее семейное прозвище (по подворью , как объясняла бабушка) – как бы вторая фамилия, гораздо более известная, чем настоящая-официальная, отсылающая, как правило, к дедам или прадедам; либо же уже более современные прозвища, отцов их отпрысков, понятно откуда возникшие 17 17 Шепелёвых, к примеру, есть несколько родов: Г а нчевы (мы), Щукарёвы (родственники дальние), Колчаковы (их родственники), а также неродственные вовсе Др ы новы и Мудачк о вы (ну, и теперь ещё какие-то). Если в документе, на памятнике солдату в центре села или на памятнике на кладбище прописана фамилия с инициалами, это, можно сказать, никому ничего не говорит. Прозвища-подворья же – целые истории. Ганчевы – у деда рано умер отец, и его величали по матери, Ганне. Колчак – по историческому персонажу, Щукарь – по киношному или литературному (сразу и характер, и типаж!). Дрынов – переделанное Дреняжкин («дреняжка» – видно, нечто не дюже большое и солидное, не то что дрын!). Ну, и последнее – так мать родная, ласково подтрунивая, звала своего сынка; по выражению бабушки (её всё сведения, конечно), «так и призвали». (Мне ещё повезло с «Алёшкой»: бывают разные призывы . Васят а , Вас ю рка, Линёк (от «Лёня», хотя он и Алексей) и др.) Это в городе, что в школе, что дальше почти все клички от фамилий – никакого раскрытия свойств и повадок личности и рода!
.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу