Дмитрий Иванов - Банкирша. Шлюха. Примадонна. Книга 2

— Включайте.

Олейник легко согласился на это. Все равно запись никто не услышит. Он заберет ее с собой.

— Итак, вы застрелили Юсупова… — нетерпеливо напомнила Евгения. — Догадываюсь, что подобное было для вас не впервые.

— Верно, — кивнул Олейник.

Он мог бы прямо сейчас, как муху, прихлопнуть эту немолодую женщину. Единственное, что заставляло его медлить, — это обязательное условие, что убийство должно быть совершено с особой жестокостью.

Раньше таких заказов он не получал. Он вообще предпочитал не входить в непосредственный контакт с жертвой, убивая на расстоянии. И теперь Олейнику требовалось время, чтобы решиться на первый удар.

Он пытался поймать нужный настрой, автоматически излагая Евгении свою биографию, в общем-то, типичную биографию киллера.

Сначала детский дом, где замухрышка Костя Олейник учился стоять за себя в жестоких схватках со старшими. Потом секция каратэ, служба в спецназе, Афган, где ночные вылазки в лагеря душманов оборачивались кровавым кошмаром. После дембеля — ОМОН, в котором разгромы воровских «малин» вдруг стали чередоваться с непонятными налетами на офисы бизнесменов. В результате — уход в никуда и решение вершить справедливый суд единолично.

Но в этой жизни черное и белое было так перемешано, что Олейник сам не заметил, как превратился просто в наемного убийцу. В супер-киллера. А дальше уже пошло по накатанному. Череда дорогостоящих заказных убийств, последним из которых был смертельный выстрел в Юсупова.

Евгения слушала киллера не перебивая, пока не возникла необходимость сменить кассету в диктофоне.

Олейник взглянул на часы и удивился. С момента его прихода прошло уже сорок минут. Больше тянуть было нельзя.

— Продолжайте, — сказала Евгения.

— Все, — ответил Олейник. — Конец.

— Понятно. — Она все-таки не выключила диктофон. — Можно вопрос? Зачем вам понадобилась эта исповедь?

— Сам не знаю…

Олейник потянулся к тяжелой хрустальной пепельнице и сжал ее в руке. Он это сделал вроде бы машинально, но Евгения вдруг поперхнулась сигаретным дымом.

— Что?… Что вы хотите?… — побелевшими губами прошептала она, привставая.

Олейник уже отводил руку для сокрушительного удара прямо в лоб. И тут его взгляд случайно наткнулся на фотографию в рамке, висевшую за спиной Евгении.

Олейник замер. На фотографии он увидел Миледи.

Это был снимок рабочего момента записи телевизионной программы «Разговор начистоту». Авторской программы Евгении, в которой она выставила на всеобщее обозрение всю нескладную жизнь своей племянницы. На фото Миледи и Евгения сидели рядом под прицелом телекамер.

Хрустальная пепельница, выскользнув из дрогнувшей руки киллера, грохнулась на пол.

— Кто это? — хрипло спросил он, указывая на фотографию.

— Моя племянница…

— Миледи?

— Вы ее знаете?…

Олейник не ответил. Он опустился на стул, сжав ладонями виски. Потом поднял пепельницу с пола и жадно закурил из хозяйской пачки. Перепуганная Евгения не смела шевельнуться.

— Вы спрашивали, зачем я к вам пришел, — наконец заговорил Олейник. — Так вот, я убить вас пришел.

Евгения только громко сглотнула.

— Я сделал бы это, не сомневайтесь, — продолжил Олейник. — Ей спасибо скажите. Миледи. Она… Ладно, не будем это трогать… Что нам теперь делать, вот вопрос. Меня свои же шлепнут, если я не выполню заказ.

— Кто меня заказал? — тихо спросила Евгения.

— Не знаю. Да какая разница?

Олейник взял кассету с записью и сунул ее в карман.

— Что же делать?

— Я… Я не знаю, — ответила Евгения.

— Придется вам все же умереть, — сказал Олейник, глядя в пол. — Не пугайтесь. Не по-настоящему.

— А как?

Олейник коротко объяснил возникший у него в голове план. Евгения должна была исчезнуть, организовав фальшивое сообщение в прессе о ее убийстве с особой жестокостью. Потом она сможет объяснить это как эффектный журналистский ход. Олейник даже готов отдать ей кассету для большей правдоподобности.

— Да нет, это невозможно, — сказала Евгения. — Бред какой-то.

— Вы хотите умереть по правде? — холодно спросил Олейник.

— Нет, конечно.

— Тогда другого выхода нет. Спрячьтесь где-нибудь дня на три. Я за это время сделаю ноги. Так далеко, что меня не найдут. Я вас спасу, а вы меня прикроете. По-моему, все честно.

Альшиц вынуждена была с этим согласиться. Несмотря на отчаянное положение, она отдавала себе отчет в том, что эта сумасшедшая авантюра с журналисткой точки зрения — фантастическая удача. Даже грозившая ей опасность отошла на второй план.