Дмитрий Иванов - Банкирша. Шлюха. Примадонна. Книга 2

Да, дочь свою они с Верунчиком упустили. Поверили ее бодрым звонкам из Москвы. Были слепы при редких встречах.

Бог знает, какой дорожкой пошла она на самом деле. А вот теперь выясняется, что кривой. Но не водить же было ее за руку до сорока лет! Она давно уже стала взрослой женщиной, хотя для родителей дети всегда остаются детьми.

Размышляя об этом, Станислав Адамович еще не знал, что ничего уже нельзя было исправить. Если бы он хоть на секунду мог представить себе, что произошло с его дочерью, он бы взвыл волком от горя и собственного бессилия.

Небо над ней было неестественно белым. Такого она не видала никогда. И только обнаружив на нем тонкую змеящуюся трещинку, она поняла, что это — потолок.

Потом над ней склонилось улыбающееся женское лицо, и грудной голос произнес:

— Ну что, подруга? Очухалась?

Она не ответила, мучительно вспоминая, где она видела раньше эту милую женщину. Лицо ей было смутно знакомо. С этой женщиной было что-то связано в ее жизни, но что именно, она никак не могла сообразить.

— Ты меня слышишь? — спросила женщина.

— Слышу… — прошептала она.

Теперь ей стало ясно, что она лежит в больничной палате, а женщина с загипсованной рукой поднялась с соседней койки.

Она тоже попыталась приподняться.

— Лежи, лежи! — сказала женщина. — Тебе пока нельзя вставать. У тебя с головой плохо.

Это было еще мягко сказано. С головой у нее была полная катастрофа. Она не могла вспомнить даже собственного имени. Всю ее предыдущую жизнь словно отрезало. Прошлое отгородилось от нее глухой стеной. Она почувствовала животный страх. А что, если это навсегда?…

— Ну мы с тобой, подруга, просто в рубашках родились, — сказала между тем соседка по палате. — Ведь только мы уцелели. Остальные — в клочья… — Женщина осеклась и добавила виновато: — Вообще-то врачи не велели с тобой про это говорить…

Про что? Ей на мгновение показалось, что она видит обрушивающиеся стены и чувствует нестерпимую боль в голове от страшного удара. Потом наступила ночь… Что это было? Где? Когда? Господи, хотя бы вспомнить свое имя!..

— Ничего, подруга, — сказала соседка. — Главное — живы остались. А ведь были на волосок от смерти. Попить хочешь?

— Да. Дайте, пожалуйста.

Женщина опять наклонилась над ней и спросила с тревогой:

— Ты что, не узнаешь меня?

— Узнаю… — Она попыталась улыбнуться. — Дай водички.

— Лучше сочку вишневого, твоего любимого, — сказала женщина. — Тут тебе муж целую упаковку притащил.

Вот как, она, оказывается, замужем! Тревога охватывала ее все сильнее. Все слова соседки по палате были для нее пустым звуком.

Но она ни за что не хотела признаваться, что начисто потеряла память. Нельзя сдаваться. Надо подождать. Ведь она только что вышла из глубокого шока. Память вернется.

А что, если нет?…

Шорохов, счастливо избежавший встречи с милицейским нарядом, маньяком себя не считал. Маньяк — это некто взлохмаченный и бледный, с безумным блеском в глазах и нервным тиком. От такого встречные шарахаются. А он, Шорохов, был тих и плюгав. Причем настолько, что даже осторожные воробьи нахально скакали по тротуару, не уступая ему дороги. Он к этому давно привык и не мучился бы комплексами, если б не одна беда. Форменная беда у Шорохова была с женщинами.

В свои сорок с лишним лет он так и не испытал физической близости ни с одной. Непроходящие юношеские прыщи на лбу и вечно потные ладони отпугивали от Шорохова даже самых неприхотливых. В ответ он презирал женщин всей душой. Психологической защитой ему служила давно застрявшая в голове мысль: он, Шорохов, просто не нашел еще свою королеву. Все эти жалкие кривляки явно не стоили его внимания.

Все переменилось несколько лет назад. Он наконец увидел свою королеву, и внезапное возбуждение, которое Шорохов испытал в этот момент, в считанные секунды довело его до оргазма.

Он опомнился, услышав собственный звериный стон. Счастье, что в этот момент рядом никого не оказалось. Впрочем, иначе и не могло быть, поскольку Шорохов сидел в своей однокомнатной холостяцкой халупе, куда даже солнце заглядывало не часто, да и то на полчаса.

Его королева возникла на экране старенького «Темпа», всегда включенного, когда Шорохов находился дома. Шорохов только увидел ее — и сразу понял: случилось! Королева еще не знала, что в этот момент соединились две потерянные половинки. Но Шорохов это знал. С той поры он старался не пропустить ее очередного появления на телевизионном экране. Он обклеил ее фотографиями, вырезанными из журналов, все стены своей комнаты, и коридор, и кухню, и ванную, и даже сортир, чтобы ни на миг не расставаться с ней.