— Мария пишет, что, к счастью…
Ноги Кристины слабеют, она почти падает на постель, рядом с мужем.
— На всю жизнь калекой останется?!
Поммер беспомощно пожимает плечами.
Поздно вечером он уходит в Парксеппа. Но этот раз снега нет, ясный и холодный вечер, на небосводе сверкают звезды и с севера тянет в лицо идущему ледяной ветерок. Снег скрипит под сапогами учителя.
В классной комнате горит большая новая лампа, которую позаботился найти Патсманн. Сквозь окно видно, как одни занимаются, другие озоруют. Но школяры не волнуют его сегодня, он ушел в тяжкие думы о своей дочери; все же свой ребенок ближе к сердцу, чем чужие.
Поммер идет в новый жилой дом и коротко говорит о деле: рано утром завтра ему надобно ехать в город, пока установился хороший санный путь. Кристина тоже поедет с ним. Не придет ли кто из соседей в Яагусилла — покормить скотину? Об Анне он, конечно же, не произносит ни слова. Семейство Парксеппов охотно готово помочь. Ааду обещает приглядеть и за школярами. Завтра он работает дома.
Поммер идет домой. Полярная звезда сверкает над головой, белеет Млечный путь. Ветер обжигает, вся природа тихая и оцепенелая. Промозгло под далекими звездами, от ледяной бесконечности веет равнодушной стылой красотой. И учитель думает, что в эту минуту его дочь, чьих поступков он никогда не понимал, лежит в больничной палате, вся перевязанная бинтами, под мягким одеялом. Где ее Полярная звезда, что вела ее по жизни? Ведь каждого человека должно что-то сдерживать, как вожжи сдерживают молодую горячую лошадь. Самая опасная пора — молодость, и когда нет вожжей, телега летит в канаву. Куда же привело Анну ее беспокойство? В больничную палату, под казенное одеяло, с пулей в груди.
Быть может, пули уже и нет, но что это меняет? Какая-то опора должна быть в жизни, без этого нельзя! Все одно и то же: пьяные необузданные мужики, напивающиеся в стельку в корчме, с тупым взглядом, как телята у корыта, — и его младшая дочь. Работа не дает им счастья, разговор о стремлении вперед раздражает их, ибо их искушает беспокойство, этот сатана, который не дает человеку быть разумным и терпеливым, мучает и изнуряет души. Человек домогается чего-то иного, хотя не знает и сам — что это такое.
Такие люди делают Поммера нерешительным и вселяют в него тревогу. Они — скрытые его враги.
Ибо Полярная звезда должна быть у каждого. И чтобы она не сдвинулась с места, не исчезла и не растворилась среди других, более слабых звезд, — она должна быть на привязи. Совсем как корова или лошадь, во всяком случае — крепко привязана к земле. Звезда — это руль, опора и фундамент. Человек должен быть прочными узами связан с мировым пространством, чтобы оно в своем бешеном беге не отбросило его от себя.
И — Анна, опять эта Анна. Не прибавила ей ума и женская гимназия. Она упряма и своевольна, как та яблоня белого налива в его саду, которая недовольна, когда ее удобряют простым овечьим пометом, подавай ей что-то другое.
Это дерево — Анна. Анна — это дерево.
Поммер запрягает лошадь, прилаживает к саням спинку и приносит из конюшни охапку сена, чтобы нежестко было сидеть. К утру на небе появляются облака и погода мягчает, только ветер по-прежнему резок.
В тяжелой одежде, Кристина с вышитой ею самой попоной в ногах, подавленные и угнетенные сокровенной заботой, — такими появляются в предутренних сумерках на дороге, ведущей в город, эти два человека, серые и шероховатолицые, как старые картофелины, выпахиваемые осенью из земли. Мороз пощипывает носы, хватает за пальцы, и как только они поворачивают за угол трактира, северо-восточный ветер начинает бить им в лицо и так дует всю дорогу.
Время от времени учитель подгоняет лошадь, и в двух-трех местах, под гору, она переходит на рысь. Коняга уже стар и туповат, у него выпала половина зубов, а у Поммера нет только одного зуба. Однако здоровье у них примерно одинаковое, оба не страдают от чахотки, у мерина были, правда, глисты, но Поммер вывел их, упорно и долго борясь с ними. Зато у лошади нет потомства…
Они тихо едут всю дорогу, только снег хрустит под полозьями.
В город они приезжают до обеда. Сначала заходят к Марии, оставляют лошадь во дворе и идут в дом. Дочь хлопочет в кухне, на столе лежит раскрытая поваренная книга на немецком языке. Сассь стоит на стуле и смотрит на дедушкину лошадь во дворе. По сравнению с тем, как он говорил летом в деревне, Сассь гораздо лучше произносит слова и больше не проглатывает первые буквы. «Ло-шадь! Де-ду-шка!» — отчетливо выговаривает он.
Читать дальше