Матс Траат - Сад Поммера

Когда Поммер возвращается из риги, ощущая в носу приятный запах хлеба, который сушится на жердях, в темноте отворяются серые шлюзы небес и тихо, медленно, украдкой начинают опускаться белые хлопья.

Поммер останавливается на дворе и долго смотрит на темное небо. Он ни о чем не думает и не взвешивает про себя какую-либо мысль. Им овладевает большой, глубокий покой, будто он сам — частица этой осенней природы, земли, поля и леса, что летит в темноте с востока на запад и медленно облачается в мягкую нежно-белую хламиду.

Все становится белым — недостроенная школа, яблони, ульи, крыша конюшни, рига и эта странная постройка, в которой он живет, — наполовину подвал, наполовину баня.

Человек стоит в этот поздний час один на один с чем-то бесконечным и светлым, у которого нет имени, и вдыхает далекую умиротворяющую тоску по другим мирам, где властвуют красота и совершенство.

Ночь поздней осени распахнула свою грудь. Началась пора, которая волнует учителя как открытая им чистая тетрадь, в которой нет еще ни единого росчерка или знака и которая таит в себе лишь тайну чистоты.

И Поммер не может не сказать Кристине, что пойдет проведать детей в Парксеппа.

Он идет через пастбище, между опавших ольх. Ольхи голые и мрачные, их еще не покрыл снег. Поммер идет по тропе, поворачивает через змеящийся ручей на поле Парксеппа. Здесь он каждый день ходит в школу и обратно.

Поммер радостен и спокоен. На стерне он хватает с земли пригоршню снега и слепляет комок.

Поодаль виднеются постройки хутора Парксеппа, тихие и таинственные в темноте. Только в окне задней комнаты нового дома горит свет, там еще не спят. Школьная комната темна, дети уже улеглись.

Заливается лаем пес и выбегает за ограду к идущему на поле. Поммер тихо кличет его, и дворняжка затихает, виляет хвостом и скачет вокруг учителя.

Учитель прокрадывается к окну кладовки — слушает, спят ли дети. Но в ту же минуту распахивается дверь из кухни нового дома и черный коренастый мужчина выходит во двор. Это Ааду, который идет еще раз проведать лошадей. Теперь уж учителю не подобает таиться, как вору, он выходит из тени и говорит:

— Добрый вечер!

— Добрый вечер! — отвечает Ааду.

— До чего хороша погода, свежий снег… Пришел поглядеть, как тут дети. Спят уже или рассказывают про нечистую силу.

Ааду пристально смотрит в сторону школы.

— Так уж и спят! Я недавно ходил приструнить их. Знай себе хохочут…

Оба прислушиваются. Все тихо. Наверняка дети слышат — кто еще не спит, — что говорят о них. И теперь они все засыпают, ведь мужчины на дворе берегут их сон, и в окнах снежная белизна.

Спустя несколько дней Поммер получает письмо из города. Почерк знакомый, письмо от Марии.

Анна будто бы стреляла в себя из револьвера, и сейчас она в университетской хирургической клинике на Тооме. Пусть отец и мама как можно скорее приедут ее навестить. Мария жалуется и сетует еще много строк подряд, но суть дела ясна.

Поммер бледнеет и оторопело смотрит в одну точку. Проходит время.

И вот крошечная надежда тянет его снова взять письмо, прочитать еще раз; пытаясь проникнуть в смысл слов, он берет очки, протирает стекла, хотя они и без того чистые.

Его вдруг охватывает растерянность. Что дочь его такая чувствительная, он не мог и предположить. Все-то она принимала близко к сердцу, это верно… Но чтобы сразу же и стреляться, когда отец отверг сватовство… Поммер вздыхает, он не понимает свою младшую дочь. Что же он должен был делать, если Кульпсон и вправду произвел на него впечатление человека легкомысленного. Из него не выйдет настоящего мужа, а тем более семьянина.

Мария, правда, пишет, что Анна в больнице, но как же обстоит все на самом деле?… Поммер сидит на краю постели. Одно ясно — все так, как есть, ничего не поделаешь, надо мириться со всем, что преподносит судьба.

Супротив смерти не пойдешь; но когда она крадется рядом, будь тверд. Как вероучитель Лютер в Вормском соборе.

Как сообщить Кристине, чтобы она не перепугалась? У женщин кровь послабее, еще пристанет рожа или какая-нибудь другая хворь.

Но пока он взвешивает, что делать и что сказать, Кристина по его подавленному состоянию сама заключает кое о чем.

Она ставит ведро в угол и подходит к мужу.

— Что, в городе что-нибудь случилось? — произносит она скорее глазами, чем губами.

Поммер смотрит на жену пустым взором и горбится.

— Анна в больнице. Наложила на себя руки.

— Боже праведный!