Матс Траат - Сад Поммера

Из риги Поммер спешит на картофельное поле распахать для Кристины борозды и затем — на стройку. Им овладело нетерпение. Если и впредь так пойдет, можно будет подвести школу под стропила до снега. Стены растут, и гора кирпича убавляется.

Порой приходит Пеэп Кообакене — навестить его, посмотреть на работу, — когда у него выдается свободная минутка на скотном дворе. Торопливо, сунув руки в карманы кожуха, шагает он вокруг строящегося дома и крякает довольно: растет храм просвещения.

Для начала под школу надо оборудовать снятое помещение. Поммер подзывает Арнольда, берет топор, пилу и рубанок и идет к Парксеппу. Окна в классной комнате целы, дверь тоже закрывается плотно, хотя и сильно осела. Плита в хорошем состоянии, труба тоже.

Поммера снедает забота о столах. На помощь волости рассчитывать не приходится, она и так будто дышит на ладан, даже кирпича не может прикупить, чего уж говорить о столах и прочем. Ааду Парксепп обещает отдать оставшиеся от стройки жилого дома обрезки досок, но их хватит лишь на две-три парты.

Но чем больше беда, тем ближе спасение. Когда Поммер и Арнольд сбивают на дворе Парксеппа первую длинную скамейку, во двор въезжает старый Кообакене с возом досок. Помещик велел управляющему подарить волости воз досок, это его помощь погоревшей школе. Скотник только удивляется, в его черно-белой картине мира того гляди начнется путаница. В ней никак не может уместиться то, что барон, заклятый враг просвещения и эстонского народа, помогает волости споспешествовать образованию. Пеэп заговаривает об этом и с Поммером, но тот лишь бурчит в ответ что-то неопределенное; нет у него времени мудрствовать, работы много.

Арнольд строгает доски рубанком, учитель сбивает скамьи. Старая горница Парксеппа так и светится, в ней пахнет свежим деревом, смолой, новизной.

Нет доски и кафедры. Кафедру заменяет старый обеденный стол о трех ножках, который отдал Ааду, а вместо стула простой табурет.

С доскою дело сложнее. Поммер нашел для себя маленькую ученическую доску и собирается пользоваться ею до тех пор, пока не съездит в Тарту, чтобы сделать там необходимые покупки. Поездку лучше всего было бы устроить в санную пору. Судя по многим приметам, ожидать недолго, в этом году должна прийти ранняя зима.

На сей раз школьный год начинается в совсем новых, непривычных условиях. Поначалу в школе нет ни одного звонка. Поммер просит старую хозяйку Парксеппа, чтобы она стучала в угловое окно, когда заканчивается урок. Все же возникает много несуразицы и неточностей, так как частенько старуха вообще забывает о школе, иногда же дремлет в задней комнате или лежит хворая.

Все кончается тем, что Поммер приносит из дома свои стенные часы, которые Мария привезла летом из Тарту в подарок, и однажды утром вешает их на стене. Им самим часы не нужны, они все равно встают рано, по крику петуха и другим приметам, к тому же утром в бане холодно как в волчьей норе.

Колокольчик с дуги дарит школе Якоб Патсманн. Возможно, этим подношеньем новый отец волости хочет показать, что ему вовсе не безразлична судьба школы.

Беззвучный, неподвижный осенний вечер. Из хлева с фонарем и ведром в руках появляется Кристина. В это время Поммер ходит глядеть за печью в риге. Справедливость… — гудит у него в голове. Он пробовал быть справедливым — каждый день, в любом деле. Кто может его упрекнуть? И все же он неспокоен. Справедливость — как горячая картошина, которую перекидывают из руки в руку, пока она не остынет.

Разве не Давиду позволил Иегова иметь одного отпрыска, который будет властвовать как царь и творить на земле право и справедливость. Его, Поммера, отпрыск в городе, пройдет осень, наступит зима, и когда она закончится, Карла увенчают венцом мужчины, который сможет, как его наследник, сделать много полезного.

Если, конечно, он сумеет, захочет, выдержит.

Для него станет домом родным и пожизненным венцом это чернеющее в сумерках призрачное строенье, которое Поммер все же не смог подвести под стропила. Кирпич кончился, навалилась другая работа, в школе начались занятия.

И еще — Анна… Он ожидал, что дочь построит свою жизнь по тем заветам, которые он ей преподал. Он надеялся втайне, что из Анны, как и из Карла, получится учитель. Не прекрасно ли было бы, если бы и дочь, и сын продолжали его труды, что из того, если школьных учителей — женщин еще нет.

Это уже не справедливость, это тщеславие.

Слова о справедливости — как раствор известки и песка; но где же кирпичи, камни? Справедливость говорит лишь о стремлении одного человека. Он хотел закрыть трактир, но Краавмейстер не захотел, старшине нравилось сидеть на господской половине, слушать похвалы и восторженные крики. Это его справедливость, но разве можно довольствоваться ею?